насилу дверь отворила, когда явилась.
– Но все-таки отворила… – хмыкнул Кошкин. – А почему убийца того же не сделал?
– Не могу знать, Ваше благородие… – растерялся стражник, – должно быть, ключа не было.
– У садовника не было ключа от садовницкой?
Обстоятельства дела становились все любопытней. Рядовой Антонов же только развел руками.
Кошкин, меж тем, осматривался. Помещение было небольшим, шагов шесть в длину и в ширину столько же. Среди сваленных на полу садовых принадлежностей некоторые были перепачканы в крови: должно быть, хозяйка схватила их, думая защититься, потом бросила. Она явно была активна и, пожалуй, действительно смогла бы защититься в первые часы после удара. Но ушиби головы коварны. Часто даже малозначительные, на первый взгляд, имеют печальные, а то и летальные последствия. Алла же Соболева, оставшись с серьезной травмой, без докторской помощи, совершенно одна в этом подвале – была обречена.
– Там что? – хмуро кивнул Кошкин на темный проход в стене.
– Выход, Ваше благородие – прямо в дом, под лестницу. Однако ж заперт, увы. Видать, сама хозяйка и закрыла, да позабыла о том. Так и осталась в погребе, бедолага.
Но с осмотром коридора и «выхода» Кошкин решил повременить, ибо стена сразу напротив двери уже завладела его вниманием целиком и полностью, едва на нее упали лучи от лампы. В ее свете сразу бросались в глаза неровные прерывистые мазки, бурые, въевшиеся в светлый камень. Мазки сами собою складывались в буквы, а буквы в целую фразу, растянувшиеся в строку. Бодро начавшаяся в середине стены, строка имела заметный крен вниз, а последние ее буквы и вовсе были чуть выше пола, заканчиваясь крайне неразборчиво.
– Здесь ее нашли, возле стены, – шмыгнул носом Антонов. – Пальцы в крови перемазаны, голова к стене повернула. Ну да в протоколах все есть, там и фотокарточки приложены.
Фотокарточки Кошкин уже рассматривал, но не поленился и сейчас раскрыть папку и, подсветив лампой, свериться с ними.
Алла Соболева и впрямь лежала прямо под надписью, а правая рука ее была запечатлена приваленной к стене – ровно в том месте, где кончались неразборчивые буквы.
– Проводили почерковедческую экспертизу? – спросил Кошкин.
– Нет… – растерялся Антонов. – Какая уж тут экспертиза, Ваше благородие, ясно ж все, как божий день!
– Господин Воробьев, – вместо ответа обратился Кошкин ко второму сыщику, – поручаю вам запечатлеть надпись на стене целиком и каждый фрагмент по отдельности. С разных ракурсов, в отличном освещении. Стражник Антонов вам поможет со светильниками. А после… словом, нужно добыть образцы почерка вдовы Соболевой и убедиться, что надпись сделана ею.
– Хорошо, Степан Егорович, – ровно ответил Воробьев, тоже поднимая лампу повыше и с прищуром вглядываясь в надпись. – Думаю, это можно устроить: некоторые буквы, особенно вначале надписи, имеют несколько м-м-м… особенностей.
Приглядевшись,
