ворот худи повыше. Сегодня прямо сама не своя. Дурью мается.
Статная походка красавицы не сбилась даже с очевидным разочарованием. Пришла хвастаться обновками, а от группы – три с половиной калеки. Староста, Молчун, и вот сюрприз – Шпала с Торчем за последней партой. Преподавательница по вышмату, прозванная Грушей за широкие бёдра и оттого преступную любовь к узким кожаным юбкам, отсутствовала. Староста гипнотизировала наручные часы, считая обороты стрелки до момента, когда можно будет с чистой совестью «свалить». Молчун пялился в окно и, судя по характерному прищуру, верный себе, размышлял о большом и вечном. Два индивида маргинальной наружности «на галёрке» чесали языки, мешая маты и смешки.
Недовольная произведённым эффектом, а если точнее, его отсутствием, Марина уселась за парту, элегантно закинув ногу на ногу. Тася примостилась рядом. Не тратя время попусту, стала рисовать в лекционной тетради глаз. В несколько слоёв чернила стрелки и густые ресницы. Косметика… От неё лицо, до полной радости, можно сказать, гниёт. Избыточно жирнеет, розовеет и пухнет. От пудры множатся угри. От туш и подводок зудят нависшие веки. Да и зачем всякое-такое? Достаточно красивого вокруг, в мире. Те же зелёные деревья, бездомные кошки, симпатичные люди. На рисунках тех же.
Марина цокала ноготками по столешнице. От скуки пристала к старосте:
– Где все?
– Не готовы, – ответила она, не отрываясь от циферблата.
– И вы?
– И мы, – внезапно подал голос Молчун. Даже Тася оторвалась от своего занятия – лично убедиться, что не ослышалась.
Марина недовольно выпятила губы.
– А Пятикопытова чего? Обещала взять Грушу на себя, а сама…
– А ты не в курсе? Она в академ ушла. По беременности.
Воцарившееся многозначительное молчание нарушило мерзкое гы-гыканье откуда-то сзади.
– Ха, третья пошла! – блеснул математическими способностями Торч и дал «пять» Шпале.
Красавица эффектно развернулась на стуле. Многоуровневые металлические серьги-кольца мелодично брякнули в водопаде кудряшек.
– Чё ржёшь? Ты что ль постарался?
– Не ревнуй, любовь моя. Берегу себя для тебя единственной. Вот уже… часов шесть.
И снова гнусавый смех. Попытка унизить только что провалилась, и Марина наспех придумала другой остроумный комментарий, уже про онанизм. Но вдруг скривилась, отказавшись от затеи. В каждой шутке – доля правды. В теории, ничто не мешает Торчу использовать её селфи, так сказать, не по назначению. К счастью, она об этом никогда не узнает. Надеялась не узнать, по крайней мере.
Тася же сочинила про себя несмешной панч про эпидемию беременности в их группе. Иссиня-чёрный глаз укоризненно смотрел на неё с тетрадной страницы, а она – на него. Вот же – красота. За что художнице от рождения жёлтое пятнышко с кунжутное семечко на белке глаза? И капилляры яркие. Окулисты, всё одно, что на кофейной гуще гадали. Про потребление марихуаны спрашивали, про болезни
