лет одиннадцать, и учиться у него считалось большой честью (а еще – отличным началом карьеры). По правде говоря, те наши выпускники, которые теперь стали крупными учеными и известны во всем мире, по большей части его бывшие студенты. Но учиться у него было не так-то просто. Во-первых, ты должен был владеть английским (от немецкого он отказался), во-вторых, он не разрешал писать на лекциях конспекты, в-третьих, у него была привычка: объясняя тему, он мог оборвать лекцию на середине или даже нарочно ошибиться и сказать об этом только через пару дней – и то если вспомнит. Уж сколько студентов-середнячков меняло специальность, а то и вовсе бросало учебу из-за этих его жестоких шуточек! Он любил повторять: одна ошибочная идея вернее любой безошибочной контрольной. Другими словами, он добивался, чтобы ты напрягал мозг, развивал воображение, творческое начало. В начале каждого учебного года он так обращался к первокурсникам:
– Я зверь, а не дрессировщик, – говорил он, мешая английскую и китайскую речь, – я буду гонять вас по склону горы, а вы будете от меня убегать. Побежите быстро – и я ускорюсь, побежите медленно – и я замедлюсь. Главное, чтобы вы все время бежали, храбро мчались вперед и никогда не останавливались. Если остановитесь – нашей с вами гонке конец. Если вам удастся убежать в лес, скрыться от погони – тоже. Только в первом случае в дураках останетесь вы, а во втором – я. Вот и посмотрим, кто кого в дураках оставит. А теперь – побежали!
Оставить его «в дураках» было, конечно, сложно, но уж если тебе это удалось, дальше все шло как по маслу. Каждый семестр он начинал с того, что писал в правом верхнем углу доски какую-нибудь каверзную задачу, и тот, кто смог ее решить, сразу получал зачет за полугодие, хочешь – ходи на пары, не хочешь – не ходи. Решил задачу – значит, в этом семестре ты от него «убежал». А он тем временем писал на доске новую головоломку. Если ты решишь три задачи, он задаст еще одну, последнюю, уже не всей группе, а только тебе одному. Эта задача будет твоей выпускной работой. Если ты и с ней справишься, считай, что ты успешно прошел весь курс Залеского, окончательно от него «убежал», даже если проучился всего неделю. Правда, за без малого десяток лет таких случаев не было, даже те, кто мог решить хотя бы одну-две задачи, встречались редко, раз-два и обчелся… [Продолжение следует]
Из-за низкого роста Цзиньчжэнь, которому тогда было всего шестнадцать[18] лет, сел в первом ряду и мог как следует рассмотреть светло-голубые глаза Залеского и их острый, лукавый взгляд. Профессор был высокий, а стоя на кафедре, казался еще выше. Смотрел он всегда на задние ряды; когда лекция увлекала его и громкий голос наполнял аудиторию, до Цзиньчжэня долетали его горячее дыхание и капельки слюны. Бодро вещая об абстрактных понятиях и сухих цифрах, он то вдруг восклицал, вскидывая кулак, то тянул слова нараспев, прохаживаясь взад-вперед – ни дать ни взять поэт или полководец. Проведя лекцию, он обыкновенно не задерживался, тут же спешил на выход.
По старому китайскому исчислению.
