Говорили, она одна живет и меня ждет-поджидает, что вернусь, а сама звонить боится.
– Дождется значит, – сказал Хвостик.
– Дождется, – ответил Петр и просветлел.
В открытое окно палаты залетел мотылек, несколько секунд кружил под потолком и сел на плафон. Август подходил к концу.
Зинина кукла
В ту ночь Зинаида долго не могла уснуть: пьяный, густой запах шафрана почему‑то не успокаивал, а будоражил ум, гладил его против шерсти. В голову лезла всякая чепуха: обрывки фраз, картины уходящего за горизонт леса, парашютные стропы, стянутые в тугие белобрысые косы, маленькие, как муравьи, люди и домики.
Сознание опытной парашютистки ворочалось и зудело. Так часто бывало перед первой сотней прыжков – оно и понятно, страшно. Однако над ее головой полосатый купол раскрывался уже 3,5 тысячи раз. Если сложить минуты, которые в свободном падении провела «королева воздуха», чемпионка СССР по парашютному спорту, мировая рекордсменка Зинаида Курицына, то набежит несколько суток. Как путь на поезде из Рязани в узбекскую Фергану, куда Зина приехала на сборы.
Было жарко: южная горячая ночь просачивалась в номер через открытую форточку и распыляла липкое чувство тревоги.
«Закрою, пожалуй. Все равно и так и так духота. Может, хоть запах уйдет», – подумала Зина, скинула тонкую простыню и потянулась к окну.
Это помогло. Вскоре 30‑летняя чемпионка провалилась в нервный, поверхностный сон. Приснилось, будто она, как обычно перед прыжком, проверяет парашют. Он лежал на столе, его освещали лучи заходящего солнца. Парашют почему‑то был очень маленьким, словно игрушечным. Во сне Зина понимала, что в самом деле готовит его для игрушки, своей любимицы Марины – огромной куклы размером с девочку-пятилетку. Отец Зины привез ее под новый 1953‑й год из Москвы. «В «Детском мире» купил! Том самом», – весело сказал папа, протискиваясь в прихожую.
Зина на всю жизнь запомнила этот момент – улыбчивый отец, пахнущей снегом, «Казбеком» и мокрым тулупом, большая коробка с Мариной и ощущение такой сумасшедшей, надрывной радости, что пришлось с силой сжимать кулачки.
В тот день Марина стала лучшей подружкой Зины. Она была как живая и молчаливо выслушивала девичьи секреты чуть ли не до тринадцатилетия своей хозяйки. Потом игрушка поистрепалась, потемнела лицом и, наконец, отправилась сначала в темный зев антресолей, а потом куда‑то исчезла, не выдержав переездов.
«Ушла Маринка», – однажды грустно сказала Зина, перебирая старый хлам, собранный по сусекам и кладовым.
А вот во сне Марина сидела рядом, на детском стульчике, расписанном под хохлому. Нарядная, свежая, будто только с магазинной полки, в невесомом голубеньком платье, пластиковых туфельках, гольфах. На голове белел аккуратно повязанный бант.
«Как же она прыгать‑то будет? В таком‑то платье. Нужен костюм, а где его взять?», – подумала во сне Зина, но решила заняться этим позднее, когда
