Что, делать нечего? Сам-то еще служишь где-нибудь?
– Не служу, и делать, действительно, нечего.
– Ну, если твои мемуары такие же серьезные, как рапорты о пожарной лопате, то дай почитать. Если нет, лучше не надо.
– Увы, Витя, серьезные.
– А хоть помнишь свои двадцать два замечания по пожарной лопате на «СС-4138»?
– Что-то помню.
– Я их сохранил.
– Если будешь публиковать, отметь, что при повторной проверке лопаты мною, отставным контр-адмиралом Дударкиным-Крыловым, было обнаружено еще двадцать два замечания.
– Хорошо, Коля, отмечу.
– Могу подарить еще штук шестнадцать замечаний по дефектам пожарного лома. Этого вот, – он ткнул пальцем в пожарную доску над нами. – Тиснешь в «Труде». А мемуары у меня здесь. Взглянешь?
– О чем хоть они, Коля?
– Об израильско-египетской драке.
– Ты там был?
– Мед-пиво пил.
– Неси, – сказал я. – Только при зрителях, под взглядом живого автора читать не буду. Возьму домой.
Он принес. И с души моей упал камень, ибо было в мемуарах страничек десять.
– В таком случае, адмирал, можешь сидеть здесь и наблюдать за выражением моего лица. Вытерплю, – сказал я. – Но лучше все-таки читай своего Пушкина: про пироги и телятину.
«Первый раз смерть прошла рядом не в море, а на суше, когда он на джипе добирался к месту службы. Машину атаковал истребитель, все выскочили и залегли. И Советник подумал:
“Я боевой командир, а лежу вверх задом, уткнув рожу в песок, и боюсь поднять голову. Что получается?”
Он поднял голову и увидел точку над шоссе. Она увеличивалась стремительно и беззвучно. Истребитель опережал грохот своих пушек и пулеметов.
Спутники лежали тоже, уткнувшись лицами в пустыню.
Пустыня перехлестывала кое-где шоссе песочными языками-зализами, как снеговые заструги – гладкие льдины в Арктике. Снаряды дырявили песок и покрытие шоссе. Одиноко торчал на пустынном шоссе джип с распахнутыми дверцами. Всплески разрывов не дошли метров двадцать.
Самолет исчез.
– Кажется, он улетел, – сказал Советник. – И кажется, я все-таки поглядел ему в лоб, ребята.
Спутники зашевелились.
Все были целы.
Песок шуршал тихо, умиротворенно, по-приречному. Вдали просматривалось море. Шоссе было очень черное, шершавое и прямое.
Когда долго нет сильного ветра, песок в пустыне делается коричневатым – обгорает на солнце.
Потом-то он много видел разной смерти. И трупы египетских пехотинцев с касками на лицах. И трупы разведчиков и минеров, которые пошли опознавать тела погибших товарищей. Их обязательно требовалось опознать, потому что семьям погибших полагалась пенсия, а семьям пропавших без вести она не полагалась. И египтяне тщательно опознавали убитых. И на его глазах разведчики сняли каску с головы убитого и взлетели на воздух вместе
