заметить гавиала, вытянувшего своё длинное чешуйчатое тело на песчаном островке, или гиппопотама, показавшегося на мгновение среди мутных, желтоватых волн.
Могучая река несла в бесконечную даль свои щедрые воды, дарившие жизнь тысячелетним деревьям, неутомимым травам и бесчисленному множеству живых существ. В вечном движении, как и сама жизнь, она неустанно гнала вперёд буйные полчища волн, низвергая их через пороги и водопады.
Ун зачерпнул пригоршнями воды и напоил раненого. Потом спросил с тревогой:
– Зур сильно страдает?
– Зур очень слаб. Зур хотел бы уснуть…
Мускулистая рука Уна тихо легла на горячий лоб друга.
– Ун построит убежище.
Кочуя в лесах, уламры обычно устраивали на ночь укрытия из переплетённых ветвей. Ун принялся отыскивать крепкие лианы, обрубая их острым каменистым топором. Затем выбрал три пальмы, которые росли рядом на пригорке, сделал топором зарубки на их гладкой коре и плотно переплёл промежутки между стволами гибкими стеблями лиан. Получилось подобие треугольного шалаша, стены которого были упругими и прочными.
Ун работал с ожесточением весь остаток дня. Когда он позволил себе наконец короткий отдых, на реку уже ложились длинные вечерние тени. А ему ещё надо было перекрыть шалаш толстыми крепкими лианами, способными выдержать тяжесть крупного хищника на тот короткий срок, который нужен охотнику для того, чтобы распороть зверю брюхо топором или вонзить ему остриё копья прямо в сердце.
Зур продолжал метаться в жару. Временами он впадал в забытьё и, внезапно очнувшись, бормотал отрывистые, бессвязные слова. Когда же сознание возвращалось к сыну Земли, он внимательно следил за работой Уна, подавая другу дельные советы, потому что люди-без-плеч были более искусными строителями, чем уламры.
Отдохнув немного, Ун подкрепился холодным мясом, зажаренным накануне, и снова принялся за работу. Он приладил к шалашу крышу из густо переплетённых лиан и соорудил с помощью двух толстых веток нечто вроде двери, которая должна была закрывать входное отверстие.
Солнце коснулось верхушек самых больших эбеновых деревьев, когда люди укрылись наконец в своём зелёном убежище. В просветы между лианами хорошо видна была Большая река, протекавшая на расстоянии трёхсот шагов от хижины.
В этот прохладный вечерний час река была полна жизни. Чудовищные гиппопотамы поднимались со своих подводных пастбищ и выходили на сушу.
Большое стадо гауров утоляло жажду на противоположном берегу. В речных струях резвились дельфины с острым, словно клюв, рылом. Крокодил внезапно выполз из густых зарослей тростника и схватил желтоголового журавля. Макаки-резусы прыгали словно одержимые среди ветвей. Пёстрые фазаны, сверкая золотым, изумрудным и сапфировым оперением, садились на землю близ тростниковых зарослей. Белые цапли летали, подобно хлопьям снега, над цветущими островками. Иногда охваченное паникой стадо антилоп-нильгау или
