мерти.Вот помолимся – и с Богом,
на погост, в недальний путь.
Боже глянет из-под нимба,
Тихо скроется за дверью,
Глянь – а Он уж вдоль дороги
В каждом вязаном снопу.
На стогах и в павших листьях.
В мёрзлых лужах и позёмке.
Вьюгой воет над могилой.
Первым сеется дождём.
Он, как был, остался жизнью.
Даже под землёй в потёмках
Наполняет корень силой
И родник, который пьём.
А когда небес не станет,
Упадёт луна на землю
И, свернувшись пенкой, звёзды
Ухнут в страшную дыру —
В полевом очнёмся стане,
Где от жара нива дремлет,
Урожай созрел, не поздно
Свадьбе вспыхнуть на миру.
Время катится по кругу.
Стрелкой ползает по лимбу.
Всё ушедшее вернётся.
Словом, вовсе не умрёт.
Бог возьмёт нас на поруки
И не разрешит погибнуть.
Солнце весело смеётся,
Всё-всё зная наперёд.
«На верхушке холма…»
На верхушке холма,
ровно срезанной посохом Зевса,
есть пшеничное поле,
распростертая к небу ладонь, —
мой крестьянский ответ
притязаниям всех базилевсов,
мой последний приют,
мой погост,
мой сигнальный огонь.
Я поджёг урожай —
что ж,
над ним выгорают и звёзды:
то, что сеял Господь,
Он однажды вот так же спалит.
Птицы вьют временами
им не нужные в будущем гнёзда.
Разве мы не похожи на них,
хоть у нас позади неолит?
Пусть глядит на меня
безразмерный
чудовищный космос,
пусть мой малый посыл
затеряется в угольной мгле,
и сплетутся с бурьяном
упрямые волосы-космы,
но я жил, как хотел,
на прекрасной жестокой Земле.
Урожай
Август полон яблок, мёда,
дынь, арбузов, апельсинов,
нежных персиков, инжира
и чего-там ещё.
Здесь кончается свобода.
И отец, прощая сына,
вдруг утратил тяжесть мира,
весел и слегка смущён.
Август – время тренировок
перелётных птиц отважных,
не орлов, не наглых чаек,
но стремительных, как нож.
Сын его и смел, и ловок,
чужд торговых дел бумажных,
не закрутишь больше гаек,
не исправишь, ну и что ж…
Корабли ушли. И пусто.
Онемело тело жатвы,
сена, ягод винограда.
Самогонный никнет дым.
Сын – поэт, он любит чувство.
Не вернётся, не даст клятвы.
В небе все его награды.
Вечно будет молодым.
По деревне ходят враки,
духи спирта и аниса,
новостями вертят ловко —
как хвостами у коров.
Сын истерзан в пьяной драке,
в исступленьи Диониса.
И поможет только слово.
Только рифма. Только кровь.
Хлопнув стопку зивании,
старый дед бредёт сквозь море.
Не накатит, не наступит
злое бремя сентября.
Пусть утешится Мария.
Пусть ощиплет это горе.
Сварит и утопит в супе.
Зря, сынок мой милый, зря…
Над полем
Над полем, распаханным жаждою хлеба,
Над морем, взволнованным жаждою неба,
Над городом, ждущим паденья небес,
Над скалами, где обрывается лес,
Есть древний, проверенный ангелом путь.
Он ветром в твою упирается грудь.
Он выписан светом на звёздном узоре.
Пока ты работаешь в этом дозоре,
Ты
