потом этот яркий свет или нашу бездну снова наполнит тьма…, – рассуждал Степаныч.
– Да, самое страшное это неизвестность, – задумчиво произнес Геннадий.
– Это точно, друг… и неизвестно, на Земле ли мы сейчас или где-то в космосе, может быть, даже на другой планете, в каком-нибудь инопланетном карантине… Ерунда все это… пока не узнаем, можно гадать бесконечно… – произнес я, готовясь к следующему вояжу, – ладно, мужики, держите крепко, я вверх попробую…
Я проделал то же самое и по направлению вверх, потом вниз от вагонов, но все оказалось безрезультатно, ничего я там не обнаружил, то есть вообще ничего, поэтому после окончания всех неудачных попыток, все мы вернулись обратно в вагон. После рассказа женщинам о нашей неудаче, по просьбе Натальи Петровны мы перешли сначала в зал для сортировки корреспонденции, а потом в кладовую, где все еще лежали недоставленные по назначению письма и посылки.
– Вот и все, коллеги! Как говорится, миссия не выполнена… – с оттенком печали произнесла Наталья Петровна, тоскливым взглядом осмотривая все эти почтовые залежи, которые теперь уже наверняка никогда не попадут в руки адресатов. Вся работа насмарку.
За всю многолетнюю работу на железнодорожном почтамте с ней еще никогда не происходило такого, чтобы ее вагон, ее бригада хотя бы однажды не доставила на станцию хотя бы одно почтовое отправление. Поэтому сейчас все происходящее очень сильно задевало ее профессиональную гордость и в то же время расстраивало, потому что эта женщина была по своей природе чрезмерно ответственным человеком, а сейчас получается, что работа не выполнена. То, что доверено ей людьми для доставки, адресаты не получат, причем не получат никогда, и это происходит в такой умопомрачительной ситуации, когда выполнить доставку почтового груза в принципе невозможно.
– У нас в вагоне тоже много багажа осталось, – глядя на Петровну, произнесла, вздыхая, Полина.
– Все это теперь не имеет никакого значения, потому что обстоятельства сильнее нас, Петровна, и ничего тут не поделать. Я думаю, что и отвечать за это нарушение нам будет уже не перед кем, – с нотками обреченности ответил ей Степаныч, пытаясь немного успокоить своего начальника, – что дальше-то делать будем?
– Ума не приложу, Витя! – спокойно ответила ВПН, при этом сделав глубокий прерывистый вздох, полный истинной тоски, и потом все замолчали, не зная, что еще можно было бы сказать…
В этот самый момент все неожиданно изменилось. Яркий белый свет, целый день наполнявший пространство, вдруг исчез, и его резко сменил темно-красный. Это мгновенно вывело нас из легкого оцепенения, и мы подошли к окну, безуспешно вглядываясь в теперь уже красную бездну. Этот свет раздражал нас не меньше, чем белый, но теперь можно было хотя бы не надевать очки.
– Это явно напоминает какую-то игру с нами, – произнес я, не отрывая
