Мишин. – Кот наш подопытный, что ли? Всё-то ему неймётся. Трансформируется, понимаешь ли. То человеком станет, то опять в кота превратится. Надо бы в Академию наук позвонить, товарищу Булгакову. Пусть забирает, к чертям, своего подопечного. Скажем, что опыт удался.
– Для науки ведь, для родимой, стараемся нынче, Лукьяныч! – рассудительно, по-профессорски, да и только, сказал Пахомов. – Для всего человечества, друг мой. Ради будущего, мон шер, долгожданного нашего, терпим такие метаморфозы.
– Что наука! – сказал, разминая усталые плечи, Мишин. – Наука не всё понимает. Тут в быту, прямо рядом, такое происходит, что никакая, научная даже, фантастика сроду не отобразит.
– Да-да, согласен, – сказал, покивав головою, Пахомов. – И всё-таки, Николай, я за науку. За ней, согласись-ка со мною, будущее.
– Будущее, Аркадий, уверен я, за театром! – веско сказал Мишин.
– И за театром тоже! – согласился охотно Пахомов.
И тут уж, вмешавшись сознательно в их диалог мудрёный, я, вполне дружелюбно, сказал:
– Вот это – Батшев. Знакомьтесь, ребята. Зовут Володей.
– 3-з-драсьте! – сказал им Батшев, держа свою шапку в руках.
– Как вы сказали нам сейчас, молодой человек? – обратился к нему Пахомов озадаченно. – Баташёв?
– Бат-шев! – с готовностью школьной уточнил, смущаясь, пришедший.
– Так, так! – сказал, с пониманьем, по-учительски строго, Пахомов. – А чем, уточнить позвольте, в жизни вы занимаетесь? Учитесь где-нибудь? Каковы интересы? Пристрастия?
– Стихи пишу! – произнёс еле слышно, с усилием, Батшев.
– Где-то я молодого этого человека видел уже! – сказал Мишин. – Вот только где? Вспомнить бы! Щёки румяные. Очень они запомнились.
– В Политехническом! – скромно, стесняясь, ответил Батшев. – Я там, недавно, на вечере поэзии, новую вещь, поэму свою читал.
– Да-да, – процедил сквозь зубы, выдержав паузу, Мишин. – Как же! Припоминаю.
– Ну-с, молодой человек, – сказал спокойно Пахомов. – Что же вы? Так и будете истуканом стоять на пороге? Смотрите. А то ведь кот может сюда вернуться.
– Парень, а ну-ка закрой, как можно скорее, дверь! – приказал румяному гостю Мишин. И уточнил, для ясности: – В спину дует.
Батшев, слишком поспешно, угодливо, аккуратно, прикрыл за собою дверь.
– Да ты проходи, не стесняйся! – сказал я ему поприветливее. – Пальто – на вешалку, шапку – на табуретку. Присаживайся. Видишь, какая у нас обстановка сегодня. Друзья мои карточный спор свой решают. Ради такого важного дела ужин пришлось отложить. Собирались мы поехать в «Узбекистан», ресторан излюбленный наш. Да теперь-то куда нам ехать!
Батшев, пальто своё сняв и шапку на табуретку положив, тихонько присел на самый краешек стула.
– Итак, молодой человек, – сказал ему строго Пахомов, – стало быть, вы стихи, как я понимаю,
