как ни горько мне о таком говорить опять, мою жизнь. И пришлось – выживать. Не до розыгрышей бывало. Но судьба к трудам призывала, чтоб из бед сумел восставать…
По зороастрийскому календарю нынешний, в новом столетии продолжающийся, две тысячи второй, в звёздной россыпи, год – это, други мои, год Оленя.
(Вспомнил, что в школе меня называли порой Оленем).
У Оленя есть антитотем.
Это Жаба. Причём, бородавчатая.
Этакая вся скользкая, неприятная, нет, отвратительная, неискренняя в словах и, само собою, в делах, любит она давить, воздействовать на других, норовит их везде подавлять, и всегда она, мерзопакостная, чем-нибудь да недовольна, всё ей, бесстыжей, не нравится, всё у неё не так вокруг, но к тому же и наглости у неё всегда предостаточно, и ещё она просто ужасно чванлива, до невозможности, и ещё, ничего из себя хорошего не представляя, очень любит себе приписывать заслуги чужие, а также достоинства чьи-то немалые, а ещё, что совсем уж противно, жаждет эта гадина власти, спит и видит, как бы скорее до неё, до власти, дорваться, как бы власть эту ей, паскуде, похитрее заполучить.
В общем, сплошные пороки.
И под влияние этого нехорошего антитотема нельзя, читатель мой, в нынешнем году ни за что попадать.
Надо бороться с нечистью.
Вот, пожалуйста. Стоило только вспомнить сейчас о нечисти, вспомнить, морщась и негодуя, о бородавчатой Жабе, как она уже притянула к себе подобное ей.
И сразу я вспомнил о Тарсисе.
Этот Тарсис, хотя и со скрипом рифмовался со словом "катарсис", был ещё и просто кошмарсис.
Натуральный, классический монстр.
Не из петровской кунсткамеры и не из фильмов ужасов, к сожалению, но – из советской, породившей его, действительности.
Было в нём что-то жабье.
Но, в довесок, ещё и бабье.
И, в дополнение к этому, было нечто от жлоба, рьяно игравшего в сноба, в котором бурлила злоба.
Мрак, и только. Ну и особа!
Вурдалак. По такому выродку плачет лесная чащоба.
Там и место ему, подходящее, в гущине, от людей подальше.
Нет, и оттуда бы, видимо, его, не стерпев, попёрли.
Куда? На Кудыкину гору.
Вот, представьте: при полной луне, среди ночи, вдруг открывается крышка гроба – и приподнимается оттуда гниющий Тарсис.
Бородавчато-скользкий. Трясучий.
Зубы щёлкают. Кости гремят.
Скалит зелёную пасть.
Потрох сучий, мурло трясучее, как сказали бы люди бывалые.
Из могилы – в ночь выползает.
И – деятельность вурдалачью свою на земле начинает.
(Говорили, что он стукач.
Исправный. Советский. Со стажем.
Утверждали, что он, работник издательский заурядный, многих успел заложить.
Думаю,
