на груз каких-то знакомых блатных. Их уже приняли. Даже груз забрали. Уж как мы на судимость проверяем – но знакомых как проверить.
– Да, – я почувствовал, как горит лицо. – Не вписался бы дядя Коля, все равно кого-то хоронили бы.
– Не скажи. Другому бы вломили просто. А дядю Колю хрен отпиздишь.
Отец покряхтел, поохал.
– Но факт остаётся. Грабителей навёл охранник. Половины клиентов как не бывало. Ровно на следующий день. – Он опять почесал макушку.
– Так что, фирма не фирма, а без своего огорода никак. Да, мать? – Оскалился и подмигнул мне, но как-то не весело.
Я почему-то вспомнил, как в детстве уже лето и каникулы, но утрами ещё прохладно. А у меня есть новенький велик. А велик тогда ведь далеко не у каждого, но у приятелей тоже есть. И родители начинают: «шел бы погонял, там такое солнце уже». А я знаю, что ещё холодно, но хочется взяться за мягкие пластиковые ручки – они как влитые. Я пересиливаю и иду – а там всё-таки холодно и да, солнце, но оно наверху, далеко, а внизу везде тень, от деревьев, от домов. Припекает на открытых местах – на дороге, но там машины. По полю тоже особенно не погоняешь. Друзей никого – конечно! Но я катаюсь, и мне с одной стороны здорово, но холодно. Временами выезжаю из под деревьев на солнечные пятна – отогреваюсь. И хочется покрутится на таком пятне подольше, но оно такое маленькое, что быстрее проскочить до следующего. Но вот постепенно их все больше, все теплее. Начинают появляться ребята, и я постепенно забываю, что мне было холодно, потому что уже тепло.
Мама опять рассказывала про школу, про своих ненаглядных выпускников. Ее то и дело срывало, и она с мольбой тихонько атаковала отца:
– Может ну ее вообще эту охрану – деньги, но опасно – проживем как-нибудь. Скажи ему, Максюш.
Отец улыбался. Я его не отговаривал. У меня же опять нахлынула та гордость за отца, как после того неспортивного нокаута с ножевым. «А смогу я так когда-нибудь?»
И ещё я себя спрашивал: «А теперь мне тепло или холодно?» И вроде бы поговорили, и не по телефону даже. Но я не чувствовал, что это оно, то самое, солнечное пятно. До него ещё доехать бы, дотянуться. Что-то ещё такое друг другу сказать.
Только что? Вот мы вроде разговариваем, рядышком сидим. Но между нами что-то будто есть. Разделяющее. Когда оно появилось? Или просто я повзрослел и отделился, отгородился. Даже обнимая отца, мне уже не вернуть то детское опьянение от одного запаха, в котором полная такая кромешная безопасность. Сейчас мне и запах не слишком приятен. И от этого даже стыдно. А если бы я не уехал? Господи, что бы я здесь вообще делал?
А что, вот Витёк Трясогузов, наш с Валеркой сокурсник, диплом делал у своего отца на фирме и работать к нему потом пошёл. Я бы тоже так мог? Или не мог? Кого спросить? «Дяденька, не подскажете дорогу к лифту?»
Я провел в Нехлидово, как и собирался, все выходные. Сходил с отцом на рыбалку. По правде, он не большой любитель, а с ним сравнить, я вообще никакой. Но тут похоже уже ритуальное нечто. Я надеялся на прорыв откровений, на разговор
