что перед выстрелом нужно было дверь открыть, но было уже «поздно пить боржоми». Я пнул ногой, дверь, а потом заорал: – Говори, сука! Адреса…, пароли…, явки!!! – Я ухватил Савенкова за шиворот и начал жёстко его раскачивать верх-вниз. Тот только стонал. – Будешь говорить, сука?!
– Прекратите!!! Я буду жаловаться! – жалостливо простонал он. Я упёр ствол в его вторую ногу и опять заорал. – Говори, сука!!! Адреса…, пароли…, явки!? Считаю до трех! Раз…! Два…! Трррр..!!!
– Стойте! Стойте! Прекратите! Я всё скажу! Я всё… – дышал он тяжело, а зрачки его были максимально расширены не столько от сумрака в помещении, сколько от болевого шока. Для того, чтобы он не умер, от этого самого шока, я и стрелял в носок, а не в голень или ляжку, к примеру. Он бубнил и бубнил, диктовал и диктовал, а следователь уже истратил три листа, заполняя показаниями Савенкова. На белое покрывало бумаги, почти ровными строками ложились показания, кто покупал и провозил оружие, адреса бытовок, адреса явок, адреса сараев в которых изготавливалась бомба со всеми многочисленными помощниками из числа студентов-химиков и не только… Мне пришлось еще два раза приставлять ствол его второй ноге, чтобы тот прекратил запираться, и полноводная река лилась и лилась из его уст. – Прошу вас, господа! Пригласите мне доктора?! Я начинаю слабеть! Мне плохо! – При этих словах следователь, боязливо глянул на меня, а я спросил:
– Товарищ следователь, у вас есть еще вопросы к осужденному?
– Простите, но он пока еще – подследственный!
– Поручик! Не отвлекаться от вопроса! У вас есть еще вопросы к осужденному?
– Н-никак нет. – выпалил он как-то растерянно.
– Тогда попрошу на выход! – тот приподнялся, собрал листы бумаги в папку и как-то нерешительно пошёл к двери. Я сопровождал его к выходу и выставив за порог, повернулся к «бомбисту», громко сказал:
– Савенков, Борис Викторович! Признаёте ли вы себя виновным, в совершении смертного греха против Императора и народа России?! – тот поднял перекошенное болью лицо и видать хотел было уже сказать, что признаёт, только вот с поправкой, что покушался на Императора, но не народ, но я не дал ему закончить.
– Признаю, но… наро…!!! – выстрел! От попавшей в голову тяжелой пули Стечкина, во лбу образовалась маленькая дырочка, а задняя часть головы расплескалась по стенам. Звук падения тела на пол я только услышал со спины, но не увидел. Еще не хватало мне разглядывать дела своих рук кровавых. А вы думали? Им значит, взрывать всех на право и на лево можно, под лихими завываниями о народном счастье. А нам нет? Да шли бы они лесом, густым и непролазным! Борцы за народное счастье, хреновы! Я, что-то до сих пор не видел не одного юридического документа, где-бы народ уполномочивал, какого-то «Пупкина» бороться за его – народное счастье. Император Российский, тоже, кстати – народ. Вот меня он уполномочил, ибо побывать второй раз в жерле ядерного взрыва я не хочу. В задницу, такие аттракционы!
Глава
