разлил его, а тут и закат. Таня много их видела, все были прекрасными, но этот… Он показался особенным, ведь она вместе с Иваном наблюдала за тем, как солнышко тонет в глади моря.
Они выпили за «Сансет» и принялись за еду.
– Какая вкуснятина, что это? – набив рот «блинчиком», проговорила Таня.
– Гюзлиме со шпинатом. Тут еще с картошкой и сыром. Не думал, что тебе придется по вкусу эта крестьянская еда.
– Почему же?
– Ты привыкла к другому, так ведь?
– Я выросла в семье медсестры и водителя «Скорой помощи». В детстве для меня печенье с маслом было самым лучшим лакомством. А когда меня отвозили к деду в деревню, я пареную репу уплетала за обе щеки. Так что к крестьянской еде я привыкла.
– Но с мужем ты жила в достатке?
– Да, и в ресторанах вкушали изысканные яства. А дома по-простому питались: сырники, пюре с котлеткой, борщ, капуста тушеная или морковный пудинг для… – Она хотела сказать «для дочки», но остановилась. О ней рассказывать Ивану рано. – Для того чтобы организмы получали больше витаминов.
– У вас был повар?
– Все сама. Этими самыми ручками. – Она поиграла пальцами. Иван перехватил ее кисть, поцеловал ее и не отпустил.
Стемнело стремительно. И стало прохладно.
– Пора возвращаться, – сказал Иван и обнял ее, чтобы согреть.
– Да, пора. – Она вжалась в него, так не хотелось, чтоб этот день заканчивался.
– Если я приглашу тебя в гости, это не будет наглостью?
– Я с удовольствием посмотрю на твою квартиру в турецком квартале.
– Она самая обычная, к тому же не моя, – хмыкнул Ваня. – И там легкий бардак, уж извини.
– Ничего.
Он что-то крикнул по-турецки капитану, и тут же заурчал мотор яхты.
Когда она тронулась с места, Иван легко приподнял Таню и усадил себе на колени. Их лица оказались на одном уровне. Губы близко-близко. Она понимала, что сейчас ее поцелуют. Она желала этого, но и страшилась. А вдруг не произойдет чуда, и бабочки, что сейчас порхают в ее животе, сложат крылья…
И вот его губы коснулись ее губ. Нежно, даже робко. Волоски его усов и бороды защекотали ей кожу. Это было непривычно. Тот, с кем Таня целовалась до этого, был всегда гладко выбрит. Что же касается юношеских любовей, то они могли похвастаться только пухом над губами. А тут борода! Ей почему-то казалось, что целоваться с мужчинами с растительностью на лице неприятно. Оказалось, ошибалась.
Губы Ивана стали более требовательными, но не наглыми. Бабочки в животе Тани не только не сложили крылья, а принялись махать ими более интенсивно. Они кружились в хороводе, а потом взмыли вверх, и непроизвольно… А еще неожиданно для самой себя… Таня застонала. Она ни разу в жизни не делала этого, целуясь. Это так ее смутило, что она отстранилась. Чтобы это не показалось странным, покрыла поцелуями его шею. Теперь Иван не сдержался и… Нет, не застонал, а охнул.
– Быстрей бы на берег, –
