style="font-size:15px;"> – А установку вынесли?
– Успели, – отозвался сотник. – Но это слабое оправдание за наш провал с захватом информации. Нам еще предстоит разобраться как она работает.
– Наши ребята с удовольствием помогли…
– Нет, Миша, – Серпухов отрицательно покачал головой. – Это засекреченная информация, и вас к ней не допустят.
– Ладно, будет повод придумать самим, – отозвался я и подмигнул, чем немного поднял настроение сотнику.
– Алексей Иванович, Виктора Оборина взяли в плен. Пытался прорваться через наши ряды и сбежать.
Лицо Серпухова просияло от радости.
– Отличная работа, Косыгин! Срочно его в штаб, и чтобы ни одна сорока не растрещала о том, что Оборин у нас!
Захват поместья Обориных занял всего каких-то полчаса. Не сказать, что они всерьез готовились к обороне, но все же бой унес жизни семерых дружинников, а раненых было вдвое больше. И пусть потери Обориных были значительно больше, на этой скрытой войне мы теряли своих с обеих сторон и проиграли битву за их умы. Пока мы ехали в штаб, у меня с головы все не выходило сколько всего полезного могли бы сделать Оборины, признай они власть Великого князя. И ведь это всего один крепкий род одаренных, причем, была уничтожена лишь одна его ветвь.
До штаба Оборин ехал в полной тишине. За все время поездки он не проронил ни слова, а раньше времени никто ни о чем его и не спрашивал. И только в подвале штаба дружинников он заговорил:
– Вы всерьез думаете, что я вам расскажу об артефакте?
– Нам, может, и не расскажешь, а вот духовникам…
– Неужели Великий князь одобряет такие бесчеловечные методы пыток? Мне казалось, вы корчили из себя благородных, или это только для вида?
– Такие твари как ты не заслуживают милости.
Виктор рассмеялся и посмотрел в глаза Серпухову.
– Признай, это из-за Ксении? Ты до сих пор держишь на меня зуб из-за того, что я увел ее у тебя из-под носа? Как тебе осознание того, что своими действиями ты убил ее? Она ведь была там, в особняке! Неужели ты не знал?
– Личные вопросы не касаются дел государственной важности, – отозвался сотник, но по его лицу я видел, какие чувства он испытывает. Об этой части биографии Серпухова мне было неизвестно. – И не пытайся вывести меня на эмоции. Ничего, кроме презрения ты вызвать не сможешь. Ты ведь прекрасно знал, что не сможешь выбраться из поместья мимо нас. И все же попытался, а когда понял, что дело дрянь, сдался. Ты настолько жалок, что даже не смог умереть в бою или наложить на себя руки, чтобы не сдать важную информацию.
Оборин молчал и только изредка бросал в сотника ненавистные взгляды. А сказать ему по существу было и нечего, ведь Серпухов был совершенно прав. Таких свидетелей не оставляют в живых, и даже если мы проявим милость и отпустим его, Родионовы уничтожат его.
– Хорошо, я буду говорить, но при условии, что вы дадите мне гарантии моей безопасности. Я хочу
