на мысли, что подбираю слова, с которых можно было бы начать разговор. Но стоило мне только произнести фразу: «Раз уж десерт на подходе, могли бы мы…» – как Арнольд с набитым засахаренной морковью ртом вымолвил: «Кстате скозать, умер мой отец».
Офис губернатора Шварценеггера, 17 июня 2004 года
Я попросила Арнольда описать свое детство и поподробнее рассказать о том, каким он был сыном.
– Однажды наступает такой возраст, когда душа бунтует против устоявшихся порядков, и в этом возрасте все, что бы ни сказали родители, выглядит неправильно. Такое происходило и со мной, когда мне было 14—15 лет. Если родители говорили мне: «Волосы должны быть коротко подстриженными», я начинал их отращивать; когда же они соглашались: «Хорошо, пусть себе растут», я, наоборот, их укорачивал. Если они говорили: «Надень черную рубашку», я надевал белую, а услышав фразу «Надень шорты», надевал длинные брюки. Мне было неважно, что они говорили.
Его шутливые рассказы о своем подростковом возрасте вызвали во мне воспоминания о моем собственном «протестном настрое», который в семидесятые и подтолкнул меня к этому очаровательному силачу.
В поисках спокойствия
Задолго до того, как в мою жизнь вошел Арнольд Шварценеггер, оказав на нее огромное влияние, я придерживалась традиционных семейных ценностей. Мое детство прошло в зажиточном городе Сан-Марино – тезке старейшего независимого государства Европы. Мой родной город, расположенный недалеко от Пасадены, известной своими цветочными фестивалями, был одним из самых богатых в стране. Служебные успехи всех «отцов города» заносились в специальную «Голубую книгу Сан-Марино», и указанный в ней общественный статус каждого из них был даже более важен, чем номер телефона его семейства. К тому времени как я пошла в старшие классы, мой отец, которому похвастаться было особенно нечем, числился в книге как «строительный подрядчик». Мы, конечно, не сильно распространялись о том, что нашей матери приходилось подрабатывать, чтобы сводить концы с концами: подобные подработки в то время считались чем-то ненормальным, и наша семья предпочитала помалкивать об этом.
Сказать по правде, семья Аутленд отличалась от других семей Сан-Марино и всячески пыталась казаться лучше, чем была на самом деле. Мои родители перебрались сюда из небогатого пригорода Лос-Анджелеса после того, как получили здесь наследство, и отсутствие знаний по финансовому планированию давало о себе знать: наша семья жила явно не по средствам. Учитывая, что в семье было четыре дочери, каждая из которых представляла собой эмоциональную и финансовую головоломку для родителей, это самым серьезным образом сказывалось на нашем материальном состоянии. Постоянная нехватка денег приводила к большим скандалам между отцом и матерью, которые порой затягивались до поздней ночи. Как часто я ложилась спать с мольбой о том,
