недометанном стогу сено. Стоговала она одна с помощью приставной лестницы, поэтому, увидев Мишку Новоселова, вышедшего с топором из леса, обрадовалась.
– Ну-ко, ты, Мишка, окидай мне сюды две остатние копешки, – сказала она воодушевляясь.
Мишка не стал возражать. Играючи молодой силой, он в два приема перекидал наверх сено, и бабка быстро завершила стог.
– Ну, ты и стриптизерша, бабка Саня! – одобрительно сказал Мишка.
Но бабка не отреагировала.
Почти сразу же темная туча накрыла пожню, и на землю обрушился веселый летний ливень с далекими раскатами грома.
– Ой, Мишка, вот спасибо тебе, а то не успеть бы. Сгноила бы сено, – радовалась бабка Саня, увлекая Мишку в шалаш, устроенный под старой разлапистой елкой.
В шалаше было сухо, пахло сеном и еловой смолой. Здесь бабка Саня отдыхала от трудов и залоговала. На охапке сена лежала белая наволочка, из которой Санька Горошина извлекла две присоленные скипы хлеба и остатчик водки в заткнутой газетой «Красный Север» бутылке.
– Ты, как Ленин в разливе, – похвалил ее Мишка, устраиваясь на сене.
– Топере я правик, – отвечала довольно бабка Саня. – Топеря я с сеном. На-ко, Мишка, похмелись, – добавила она угодливо, подавая Новоселову остатчик.
Мишка опять не стал возражать, опрокинул остатчик из горла в горло и понюхал протянутый бабкой хлеб.
Дождь уже стеною нависал над входом в шалаш. После выпивки мир для Мишки стал уютным и многообещающим. Обоих потянуло на разговор.
– Так чего ты там, Михайло Ворфоломеевич, говорил-то на пожне? – Вспомнила бабка Саня, жуя с аппетитом хлебную скипу.
– А говорил: мол, на стриптизершу похожа.
– Это как, Мишка?
– Да это в городе по ресторанам девки такие вокруг шеста крутятся на потеху…
– Танцуют что ли?
– Радеваются.
– Разоболокаются? А на что?
– На что, на что? Старая ты, бабка. Ни к чему тебе это…
– Нет, уж ты скажи…
– Да вот говорят, есть по городам такие места, где девки голые вокруг шестов крутятся, а мужики им за это деньги кидают…
Бабка Саня примолкла, видимо, пытаясь поставить себя на место этих девок, которые зарабатывают деньги не работая, а только раздеваясь у шеста…
Но Мишка уже сменил тему.
– Голосовала на выборах нынче за кого, спрашиваю?
Бабка Саня насторожилась и отвечала уклончиво.
– Да какие нынче, Мишенька, выбора? Вот раньше были выбора, так выбора. Как навезут в магазин товару всякого. Пойдем мы с бабами голосовать, да накупим пряников глазурованных да резиновых сапогов… А топеря уж и магазина нет. Вот бы то время вернуть, хоть на недельку, – вздохнула бабка Саня.
– Я бы тоже не отказался денек – другой в вашем времени погостить. Пару фуфаек купил бы по старой цене…
– Что говорить, прежде товар был – не чета нонешнему. Вон у меня клеенка на столе еще при товарище Сталине брата, а все, как новая.
Мишка посмотрел на бабку Саню с сомнением.
– Так ведь Сталин-то, сказывают, тиран был… Да и в отношении Ленина большие сомнения, – сказал Мишка. – Ты – то больше знаешь. Пожила…
– Верно, Мишка, знаю. Все на моих глазах проходило, – согласилась Санька Горошина. – Тятя мой тоже на партейного учился, правда, на большое правление не попал, до сельсовета только и дослужился: мироедов кулачил. Вот от него я политграмоту и знаю.
Самой главной, Мишка, у них тамо Карс Марс был. Бородища экая густущая, чернущая. У него две дочки, сказывали, были. Одну Женей звали, а вторую не помню… Уж не Танька ли?
– Я, бабка Саня, в истории не силен, – отвечал Мишка.
– Вот я тебе и говорю, слушай, коли так. У этого Карса Марса и обучались за граничой Владимер Ильич Ленин с Осипом Виссарионовичем. Вот они оба два и вышли на большое правление. Уж не про одного ничего плохого не скажу.
Мишка лежа на сене, прислушиваясь к выпитому и рассказываемому одновременно, млел.
– Ленин, скажу тебе, Мишка, тот болел шибко, дак последние два года страной руководил с койки.
– Как это так, с койки? – Снова больше для поддержания разговора усомнился Мишка.
– А вот так. Лежа.
– А Сталин чего?
– А Осип Виссарионович, представительный был мужщина. С усами…
