успели они приземлиться, а Сибиряк уже соскочил на землю. Олег и Леда пошли было за ним, но Ай Пи преградила им путь. Что в ее нейронной сети подсказало ей такое странное решение? Как машина могла понять, что Сибиряку нужно остаться одному?
Тайга творила чудеса, она приказывала, распоряжалась на правах хозяйки, лес заведовал здесь всем, могущественный, бескрайний. И андроид остановила людей, желавших последовать за Сибиряком в чащу.
Сибиряк сделал несколько шагов и оглянулся на Ай Пи.
– Я найду тебя, где бы ты ни был, – успокоила его андроид.
Тогда Сибиряк побежал куда глаза глядят, по мхам и лишайникам. Молодняк расступался перед ним, сосны глядели на него и радовались. Ели, отливающие синим в утреннем свете, протягивали к нему мохнатые лапы. Кто еще водится здесь? Кто еще не погиб, вытравленный из привычной среды обитания глобальным потеплением, одурманенный до смерти сбредившим климатом? Кто еще остался в этом великом доме медведей, лисиц, песцов, волков, оленей? Кто из них спасся? Здесь не было людей, здесь их не было никогда, но длань людской жадности, корысти и глупости добралась и сюда. Норы стояли пустыми, в них больше никто не жил, гнезда в дуплах были черны и молчали. Земля была не тронута быстрыми заячьими лапками. Как мало осталось из всего того изобилия, что помнил Сибиряк, и как дорог стал каждый робкий след на земле, отпечаток подушечек на снегу, стук клюва по коре, или промелькнувший среди кустов взгляд желтых круглых глаз.
Черт бы побрал этот Новый мир, эту гигантскую стройку, затеянную человеком во имя самого себя! Человеком, не признающим, как он виноват перед родной планетой. Черт бы побрал экскаваторы, бензопилы, подъемные краны, грузовики и самосвалы! Черт бы их всех побрал!
На бегу Сибиряк касался стволов деревьев, хватал ели за лапы, пригибался к кустам, чтобы отвесить им дружеский шлепок. Ему хотелось обнять все, что здесь есть. За ним тянулся след синих ягод водяники, падающих на холодную землю, покрытую тонкой коркой льда.
Наконец он остановился. Здесь оставили строительную технику: накрытые брезентом машины с пилами и роботы-дровосеки, машины для валки деревьев и краны для погрузки бревен. Вокруг поляны, расчищенной для строительства, высились сосны. Сибиряк огляделся. Каждое из великих деревьев было больным, и если оно еще не умерло, то угасало в агонии. Подточенная жуками-короедами, кора слезала струпьями, в оголившемся стволе чернели тысячи дырок. Хвоя осыпалась и лежала вокруг коричневым настилом, и только самая настойчивая трава пробивалась через этот мертвый ковер. Остовы – словно мачты погибших кораблей, чьи паруса давно изгнили, оставив торчать длинные палки. Сибиряк потерял дар речи, он никогда не видел ничего подобного. Соприкоснувшись с человеком, тайга умирала. Сибиряк понял это так же отчетливо, как если бы она сама сказала ему об этом. А может быть, и сказала. Он опустился на колени и застонал, а лес тихо качал ветвями, вторя его стонам. Люди строили себе Новый мир, но ни лесу, ни Сибиряку, этот новый мир не был нужен, и они
