неприглядном свете перед беспристрастным взором обездоленной странницы. Возникает вопрос: верно ли мы поступили, заменив традиционную аристократию по рождению аристократией лишь по богатству? Тем более что нынче представляется весьма вероятным, что аристократия нуворишей не сможет наслаждаться богатством настолько долго, чтобы приобрести долженствующие сопутствовать ему эстетику и утончённость.
При прочтении этих мемуаров в голову приходит ещё одна тревожная мысль. Однажды мадам Скарятина была столь разгневана жестокостью своей работодательницы, что на мгновение прониклась большевистским мировоззрением. А до этого её встреча в поезде с советскими представителями показала ей, что существуют здравомыслящие и воспитанные люди, которые решили связать свою судьбу с новым режимом в России. Каким бы немыслимым это ни казалось старой русской аристократии, но если бы революционные преобразования произошли спокойно, медленно и мирно, разве не смогли бы гуманитарии прежнего режима помочь новой власти и избежать случившихся вместо этого кровавых беспорядков, хаоса и жестокости? Здесь есть чему поучиться американцам, если они надумают усвоить этот урок". (Люси Темплтон, Ноксвилл Ньюс Сентинел, 24/04/1932)
"Данный том является естественным продолжением, преподанным издателями как 'живой документ о надежде и возможностях, кои Америка всегда предлагала людям, бегущим от тирании'.
Нанятая богатой и донельзя чванливой американкой выдающейся непривлекательности обучать её и её детей французскому языку, Ирина Скарятина в течение первых двенадцати месяцев своего пребывания в этой свободной стране получила крайне мало возможностей из тех, на которые могла бы рассчитывать. Она бежала от одной тирании, порождённой общественным строем, чтобы оказаться жертвой другой – индивидуалистической, столь же удручающей, если не столь же гибельной. Одиночество русской тюрьмы, где она и другие дворяне – её товарищи по несчастью – отсчитывали часы до того мига, когда их вызовут из камер на расстрел, было немногим хуже одиночества тех дней в Америке, где, подавленная пренебрежением своей работодательницы и чуждостью окружения, она находила отраду в рёве локомотива, под колёсами коего, как утешала она себя, всегда можно обрести освобождение.
Она рисует наглядную, не вызывающую особой симпатии картину семейства, в котором впервые познакомилась с американской жизнью и обычаями, не претендуя на то, чтобы считать её характерной, но в гротескных нелепостях невольно видишь карикатуру на вполне определённый американский типаж … Вся история, начиная с отъезда изгнанницы из России и заканчивая её браком с отставным офицером ВМФ США, подтверждает вывод о том, что, хотя может закончиться старый мир и начаться новый, боль и разочарование являются общими чертами обоих". (Ньюс энд Обсёрвер, 24/04/1932)
"Это полная сплетен, до некоторой степени ехидная книга. Возможно, графиня была сама виновата в том, что её не везде принимали радушно, и потому она
