style="font-size:15px;"> И всё.
Во втором семестре я дождалась, когда он начал читать лекции у заочников, и подошла к нему. Очень мило сообщила, что у него сделаю курсовую в срок, а у других не сделаю. По-моему, от такого заявления он даже потерял на какое-то мгновение дар речи.
«Вы что же, считаете, что я за вас буду работать?»
«Нет, просто у вас я буду работать».
Но он, наверное, так и не понял моей мысли.
А какое было время. После, точнее сейчас уже, он скажет мне, что не заметил, что я болею. Не знаю, может быть, хотел успокоить, а, может, в самом деле, не заметил. Я готовилась к каждой пятнице, даже отговорка для друзей появилась:
«Не могу, у меня завтра – Ф. Ф.».
Пятница – праздник. Даже смешно, что я могла ходить в универ как на праздник. Я на всё стала смотреть по-другому. Конечно, Ф. Ф. – увлечённый человек, но ведь у нас никто не увлёкся. А мне вдруг стало интересно. Я почувствовала к чему-то интерес! Это я? А он говорил:
«Мне нравится, как вы работаете».
Потом:
«Мне нравится, что вы работаете».
А прошлой осенью попросил меня:
«Расскажите о себе».
Мечтательно произнёс:
«Пять детей…»
Дал мне задание.
А мне некогда, у меня любовь.
…как функций от степеней m1-mn-
и через V(fl) число переменных z1…zn, входящих в fl не ниже, чем в 1 степени. Тогда очевидно, что…
Странно. Я ни разу не думала о любви, а помню все его интонации, все слова. Если начать писать, то места не хватит. Но я помню. И, главное, что я его совсем не боялась. Это настолько умный человек, что… В общем, слов нет для описания всех его достоинств. Почему-то я даже не думала, что у него помимо меня куча учеников-учениц, что все они тоже видят в нём все его достоинства, что он со всеми так разговаривает, что они все в него влюблены, как и я. Я даже о жене его ни разу не подумала. Пока мне однажды не сказали что-то вроде такого:
«Зайди к нему домой, заодно с женой познакомишься».
Почему это было так больно слышать? Тогда я впервые как-то осознала что ли, что у него жена, что я у него не одна, что он так со всеми. Какой это был удар. Я даже на какое-то время всё забросила.
А потом поняла, что не могу уже без этого всего. Без его объяснений очевидных вещей, но зато как объясняет! Без его вопросов: «А чему вы улыбаетесь? Я говорю смешные вещи?» (Как можно! Даже подумать об этом – кощунство!) Без его улыбки. И я уже заранее знала, что он скажет, вернее, как он скажет, все интонации. «Надя, ну что вы? Ведь это так просто». И всё становилось просто. Он приходил ко мне во сне, и я рассказывала ему (во сне) о своей неудавшейся жизни, советовалась с ним.
А как он меня отчитал однажды! Попробовал бы кто-нибудь другой так со мной разговаривать. Я ведь не стала бы слушать.
Господи, это нельзя назвать любовью, это не любовь.
Но почему так отчетливо всё это помнится, и почему
