глазами у нее все еще стояла разорванная цепь на стене храма отцов тринитариев – как образ того светлого, что могло с ней однажды случиться. Только теперь она окончательно поняла, в чем главное отличие невольника от свободного человека. Ржавая цепь над входом в Тринитарианскую церковь виделась ей золотым символом, самым дорогим на свете.
Вдруг она загадала: если сегодня услышит звуки колокола на этой церкви, то вскоре обретет свободу.
Вспомнилось ей, что отец не любил, когда она загадывала, – не терпел суеверий. Но сейчас она не могла противиться порыву, только что родившемуся в ее душе, хоть и отчаянно боролась. «Может, сегодня воскресенье?» – с надеждой подумала она. В дороге Настуся потеряла счет дням, но боялась спросить подругу по несчастью: хотела как можно дольше обманываться надеждой. Если сегодня и в самом деле воскресенье, то вот-вот у монахов-тринитариев должны зазвонить к вечерней службе. И этот звон станет для нее верным знаком, что будет она свободна, увидит волю, свой дом и родной край. Эти два понятия – родной край и свобода – сплелись в ее мыслях и мечтах неразрывно.
«Ошибался отец, когда говорил, что здоровье – наивысшее благо для человека, – подумала она. – Потому что еще большее благо – свобода».
Но не позволила себе увязнуть в глубинах собственной души, понимая, что веселый настрой и ощущение радости жизни – ее единственная защита.
– Не горюй, – обратилась она к польке. – Что должно сбыться, то и сбудется.
И затянула такую лихую припевку, что и Ванда повеселела.
Так проговорили они до самого вечера – а колокол не зазвонил… Вернулись с работы остальные невольницы. От той, что носила красную ленту, узнала Настуся, что уже завтра поведут ее в школу и что там уже учатся двадцать девушек, не считая ее. Девушка с красной лентой – еврейка с Киевщины, есть там еще две гречанки и другие невольницы из дальних земель. А главные наставники – турок и итальянец…
Уже поздним вечером девушки снова стали расходиться.
– Куда же вы теперь? – спросила Настуся.
– Опять в школу, да только в легкую, – ответила полька.
– Там учат женщины, – добавила другая девушка.
– И ты тоже туда завтра пойдешь, – заметила третья. – Придется идти, хотя, наверно, ты уже немного умеешь делать то, чему там учат.
Настусе было страшно интересно взглянуть на эту школу невольниц. В ту ночь она почти совсем не спала.
Глава V
В школе невольниц в страшном городе Кафе
Всякая школа учит не для себя, а для жизни
I am miserable and in a manner imprisoned and weighed down with fetters till with the light of Thy presence Thou comforlesi me, givest me liberty and showest me Thy friendly countenance…[48]
С волнением собиралась Настуся в невольничью школу. Знала – именно там будет заложен фундамент ее дальнейшей судьбы, доброй или злой. Либо ради удачного побега, либо ради дальнейшей жизни в этом краю – так или иначе, но она должна
Я несчастен и, таким образом, заключен в темницу и обременен оковами; лишь свет Твой и Твое присутствие даровали мне свободу и позволили увидеть вокруг дружественные лица… (
