крестьяне. Вот она, настоящая справедливость!
И еще множество таких историй он теперь знал. Читать – не оторвешься!!!
Одно стало печалить. Это когда дочитал до того места, где говорилось о том, кто имеет право стать членом Тайного Суда. Оказывается, только родной сын какого-нибудь другого члена, и ни в коем случае никто иной. Так что выходило ему, хоть он теперь и Викентий, все равно оставаться Федулой с Сухаревки. Глядишь, иногда кликнет кто-нибудь из Тайного Суда, чтоб помощь какую маломальскую оказал, – уже тем, Федуло, и радуйся.
Но даже этой малости он радовался всерьез. А помощь от него вскоре опять понадобилась.
Однажды Викентий Иванович сказал, что как раз вблизи Сухаревки живет такой гражданин Васильцев (вот когда он впервые услышал эту фамилию), и является этот Васильцев не больше не меньше, как сынком самого бывшего председателя Тайного Суда.
Бывает же счастье у людей!
Но только Васильцев этот об истинной должности своего отца пока, оказывается, ни сном ни духом не ведает. Подойдет время – ему расскажут, но пока оно, это время, не подошло.
Почему еще не подошло, Федька-Викентий спрашивать не стал, его старший друг не любил, когда перебивают вопросами. Не время – что ж, значит, не время.
А до той поры, когда этот хромоногий очкарик Васильцев обо всем узнает, надо беречь его всеми силами, чтобы дожил благополучно до той счастливой минуты.
Дело осложнялось тем, что Викентий Иванович узнал от своих поднадзорных: начал охоту на этого Васильцева какой-то майор по фамилии Чужак, из самого НКВД, большая там, на Лубянке, шишка, и теперь все о Васильцеве вынюхивает, чтобы на чем-нибудь накрыть.
Почему не взяли этого Васильцева за просто так, как здесь, в СССР, нынче любого взять можно, Викентий Иванович тоже объяснять не стал (а Федька-Викентий не стал спрашивать – не любил Викентий Иванович, когда лишние вопросы задают). Можно было лишь догадываться, что и тут не обошлось без Тайного Суда. А если Тайный Суд вступается – за просто так человека не возьмешь.
И тогда вознамерился тот майор Чужак накрыть Васильцева на чем-нибудь по-настоящему серьезном, на таком, что его уже никто не отмажет.
Вообще-то ангелом-хранителем этого Васильцева был самолично Викентий Иванович, но ему часто приходилось отъезжать из Москвы по каким-то делам Тайного Суда, о которых знать никому не полагалось; вот тогда забота об этом Васильцеве перекладывалась на плечи Федьки, благо, он всегда тут, на Сухаревке, и много раз видел, как Васильцев выходил из своего подъезда.
В тот день все поначалу вроде бы шло как обычно – мазурики грелись у котлов, сухаревские щипачи приглядывались к чужим карманам.
Потом шнырь какой-то появился – по всем повадкам явно из легавых. Щипачи, мигом его раскусив, тут же разошлись. Ну а Федьке-то что – на мазуриков легавые шныри внимания давно уж не обращают.
Вдруг смотрит – а из своего подъезда Васильцев выходит. Глядь – и шнырь смотрит в ту же сторону.
