продолжает сухенький старичок, – пьем вино новое, вино радости новой, великой; видишь, сколько гостей? Вот и жених и невеста, вот и премудрый архитриклин, вино новое пробует. Чего дивишься на меня? Я луковку подал, вот и я здесь…» [8, т.2, с. 45–47].
«Луковку подал», то есть сделал совсем малое добро, но и такой малости хватило, чтобы попасть на этот вечный пир духовной радости…
Возможно состояние, позволяющее почувствовать миг участия в этом пире, происходящем в вечности, и связано оно с эстетическим впечатлением от выдающейся живописи, особого расположения зрителя, делающегося одновременно как бы участником всех сцен, изображенных в росписи, и, конечно, с внутренней готовностью самого человека к такому восприятию. Один из наших корреспондентов рассказал, как он однажды волею судьбы оказался заграницей в небольшом православном монастыре, основанном в 50-е годы XX века русским подвижником и иконописцем архимандритом Софронием (Сахаровым)[22]. Все убранство территории и росписи здесь создавались по замыслу или при участии отца Софрония. Его кисти принадлежит и роспись трапезной. Сцены эти, как принято, написаны на сюжеты «двунадесятых» Господских праздников.
Наш рассказчик вспоминает, что оказался в этом месте в период трудных душевных раздумий, в состоянии внутреннего оцепенения и равнодушия. Казалось, Бог навсегда отвернулся от него. Озябшего и проголодавшегося его пригласили в трапезную. И вот, когда он поднял глаза, то увидел напротив внимательный и всепроникающий взор Христа, сидящего вместе с учениками на Тайной Вечери, и себя – сидящего с ними. Так расположена была роспись, что пиршественный стол на стене как бы продолжался в реальных столах помещения трапезной. И святой лик Спасителя смог достучаться до закрывшейся от Него прежде души человека, чтобы сообщить: «Я всегда рядом с тобой».
Преображение
В чреде праздников «лета Господня» есть событие, в котором отразился Божественный Лик. Прекрасный, но доступный земному зрению образ Христа-человека, преобразился на горе Фавор: «и просияло лице Его, как солнце, одежды Его сделались белыми, как свет» (Мф. 17.2).
По календарю праздник Преображения приходится на конец лета (6 августа – по старому и 19 августа – по новому стилю). В народе его еще называют «яблочный Спас»: в церкви освящают яблоки и с этого дня их разрешается есть[23]. Если бы их можно было есть всегда, то и невозможно было бы так почувствовать, какое это чудо – спелое яблоко.
Андрей Рублев. Звенигородский чин. Начало XV века. Новгород.
«В спертом горячем воздухе пахнет ныне особенным – свежими яблоками. Они везде, даже на клиросе, присунуты даже на хоругвях. Необыкновенно, весело, – будто гости, и церковь – совсем не церковь. И все, кажется мне, только и думают об яблоках: Ему-то и принесли их – посмотри, Господи, какие! А Он посмотрит и скажет всем: «Ну хорошо, и ешьте на здоровье, детки!» И будут есть, уже совсем другие, не покупные, а церковные яблоки, святые. Это и
Архимандрит Софроний (Сахаров) (1897–1993) – выдающийся русский иконописец и подвижник, ученик преподобного Силуана Афонского. Архимандрит Софроний является автором книги «Старец Силуан. Жизнь и поучения» [37], в последнее десятилетие неоднократно переиздававшейся в России.
В России с ее холодным климатом яблоки как бы заменили виноград: ветхозаветный запрет на вкушение винограда в определенное время года у нас превратился в запрещение есть яблоки также в определенное время года. В народной традиции русских людей следование этому запрету оказалось столь стойким, что сохранилось дольше, чем понимание смысла самого праздника Преображения Господня. По свидетельству наших корреспондентов многие пожилые люди в Подмосковье до настоящего времени строго соблюдают «яблочный пост».
