очертил в воздухе прямоугольник газетного заголовка и дикторским тоном произнес:
– Республиканская армия заботится о сиротах. Да здравствует Республика, долой фашизм.
Дети попарно стали вылезать из грузовика. Монахиня вручала каждому ломоть хлеба и крохотный квадратик шоколада, а фотограф увековечивал эти моменты. Мы с Полито были последними.
– Запомни: если войдешь, то уже не выйдешь.
– Что мне делать?
– Держи гитару крепче и жди моего сигнала.
– А если меня схватят?
– Да ты их видел? Это же монашки, приятель. Если тебя поймают, ты сам заслужил провести здесь всю оставшуюся жизнь.
Не самое ободряющее заявление, но с учетом того, что оно исходило от Полито, и не самое страшное.
Настала наша очередь. У меня коленки дрожали, но Полито был спокоен, как вода в бассейне. Если не получится, я потеряю отца и Хлою. Как я оказался на этом перекрестье?
Мы вылезли из грузовика. Нам дали хлеб и шоколад. Шоколад Полито немедленно сунул в рот. Через пару метров, когда мы почти поравнялись с фотографом, Полито крикнул:
– Давай!
Я подпрыгнул, как лошадь, которую хорошенько хлестнули по крупу. Полито толкнул фотографа, сбив с ног, с восхитительной ловкостью подхватил камеру и бросился бежать. Я кинулся следом, но тут фотограф, не успев еще встать, схватил меня за штанину:
– Держи вора!
Монахини бросились ко мне, водитель грузовика и его спутник выпрыгнули из кабины, вид у них был грозный. Я инстинктивно схватил гитару и с силой ударил фотографа по лицу.
Тот закричал от боли, а я оторопел и не сразу сообразил, что он отпустил меня и я снова свободен. Полито был уже у ворот и кричал, не понимая, какого черта я медлю. Наконец я среагировал – прежде чем кто-либо успел в меня вцепиться. Пока монахини и водитель хлопотали вокруг фотографа, мы с Полито были уже за забором, в лесу, отделявшем приют от города.
Мы со всех ног мчались вниз по склону, перед нами расстилалась Барселона. Судя по открывшемуся виду, я готов был поспорить, что мы находимся у подножия горы Тибидабо, а шоссе, которое мы пересекли несколько раз, было одним и тем же – так называемая Аррабассада, дорога, соединяющая Барселону и Сант-Кугат. Мы так быстро неслись, что минут через сорок уже ступили на асфальт в верхней части города. Очень странное было чувство. Будто я много лет провел на чужбине и теперь возвращался совершенно другим человеком, понимая, что тот робкий и молчаливый мальчишка с мячом, каким я был раньше, умер в горах.
Свернув в какой-то переулок, мы остановились, потные и уставшие. Я прислонился к стене дома, чтобы отдышаться, а Полито сполз по стене и сел на землю.
– Уф! – Выдохнул он удовлетворенно. – Ничего так пробежались, а?
– С камерой это ты зря!
– Зря? Ты с ума сошел. Старик Эммет за нее хорошо заплатит. – Он с гордостью посмотрел на фотокамеру и протер ее рукавом.
– Она не твоя, – ответил я со всей невинностью человека, которому не приходилось выживать на улице.
– В
