ормации. Сказки на ночь хороши в раннем детстве, в качестве снотворного.
Интересно, кто-нибудь из взрослых сможет вспомнить, сколько рассказанных мамой-папой сказочек про белого бычка и красную шапочку он дослушал до конца? В процентном отношении? Наверняка не сто, а гораздо меньше – слушал-слушал, да и заснул, как и требовалось.
Ситуации у костра тоже могут разниться. Два варианта напрашиваются сразу. Первый: приехали двое приятелей. Костер, естественно. Откупорили привезенное с собой… Завтра на утреннюю зорьку – плотва, окуньки… Лещи, если повезет. И тут наш Рассказчик взялся за дело всерьез. Слово, другое, сто, двести и так далее.
Слушателю поспать бы, утром ведь вставать раненько, снасти уже готовы, червячки пока живы, шевелятся… А он все говорит, говорит. Хорошо, если второй, молчаливый, имеет достаточно воли и здравого смысла, чтобы на самом интересном, с точки зрения первого, месте включить холодный душ.
– Э-а-эых!.. – подавляя зевок, – Ну, ты тут поговори еще, а я – спать. А то рыба уже скоро заиграет, а мы не готовы…
И тут опять две возможности. Либо – враги на всю оставшуюся жизнь, либо – нормальный улов.
Вариант второй: тот, песенный. Они – не просто так пришли в этот лес, на эту полянку, Он и Она. Природа, костерок, озеро или речушка – это все не главное. Главное – они здесь вдвоем. Костер дает временное тепло, а основное, постоянное, совместное – ожидает в палатке или шалаше, где с милым рай.
А милый… Милому не до того. Он – рассказчик. Он говорит, говорит… Она уже устала. Она уже к нему и так, и этак, а он все говорит…
Остановись, дурень! Она ведь не слушать тебя пришла в этот лес, на эту полянку, к этому костру. И басенка – якобы женщина любит ушами, придумана совсем не женщиной! Будь это так на самом деле, боюсь себе представить, что рисовали бы в учебниках анатомии. Про камасутру вообще лучше не упоминать…
Остановись, закрой рот на замок и дай волю рукам, пока не поздно. Ибо есть в мире два главных чувства, для которых природа, к сожалению, не придумала специальных органов. Первое – чувство юмора. А второе, и самое главное – чувство МЕРЫ!
Тошкины слезы
Солдат ребенка не обидит… Звучит привычно, неоспоримо, давным-давно считается аксиомой. Но Антон, вспоминая детские годы, то босоногое лето, жгучее солнце, бурчание в вечно пустом животе, речку с «солдатской» купальней, не признавал эту аксиому. Лет до восемнадцати ни за что не мог с ней согласиться.
Грызла давняя обида, жгла, покоя не давала. Хоть и ослабела со временем, но не забывалась никак. Ну, в самом деле – зачем, почему этот здоровый, жилистый, с парашютной наколкой, так с ним?.. Что ему пацан сделал?
Тем далеким летом, в шестьдесят седьмом, на Витьбе солдаты обосновались. Тошкин родной город хоть и не из самых больших, а все в наличии – в центре здания огромные – универмаг, гостиница, вокзал. Панельные и кирпичные жилые дома по пять этажей, театр свой с колоннами, парк культуры и отдыха с танцплощадкой и специальной ракушкой для оркестра. Антон однажды видел, как на блестящих трубах играли – мама взяла после детсада с собой в универмаг, ему даже мороженое тогда досталось, эскимо на палочке. В шоколаде, вкусное до невозможности.
И все равно на окраине, где вырос, было интереснее. Особенно летом. По асфальту босиком не походишь, пятки пригорят, а на Тошкиной улице – никакого асфальта. Да и тихо – ни тебе трамваев, ни автобусов, изредка машина проедет, напылит… Ну, еще отцовский самосвал заезжал. Домики все в один этаж, с садами-огородами, по одной стороне. А по другую – поле с километр до самой речки, кое-где березки, елочки. Раздолье!
Вообще Антоном его называли редко. Бывало, конечно, по-взрослому, даже с отчеством – Васильевич, но это раз в полугодие, при обновлении классных журналов. В остальное время он был Тошкой. Тошиком. Иногда, гады, «тощиком» дразнили. Ну да, ребра у него вечно торчали, пересчитать было легко, хотя на отсутствие аппетита парнишка не жаловался.
А тогда таких упитанных, как сейчас, среди пацанов считай и не бывало. Если попадется кто с толстой попой и животиком – тут же «жир-трестом» окрестят. Росли поджарыми, подвижными и хвастались, у кого бицепсы покрепче, загар потемнее. Поэтому как лето – сандалии долой, и в одних трусах на речку. Там и пропадали целыми днями – купались до посинения, загорали, в песке валялись, по дачным садам-грядкам шастали, зелень добывали яблочную да клубничную… Какой-никакой, а перекус! Дома с утра схватишь макарон, пшена-перловки или картошки вареной, хлеба с чаем – и до вечера. Если повезет, сестры или старший брат Мишка яичницу себе делают, и Тошке отломится. Тогда покрепче в пузе…
Витьба – речка небольшая, но и не ручеек. Весной, случалось, метров до ста разливалась, из берегов выходила, потом на прибрежных кустах было видно, каких высот достигала вода. Там сухая трава пучками висит, большой водой нанесенная, вот и можно померить. Бывало, с друзьями спорили, кто найдет самый
