общества возродилась в 1980-х годах. Она была популяризирована центральноевропейскими интеллектуалами как средство выражения протеста. Эта концепция использовалась как призыв к борьбе, как знамя, под которым объединились народы Восточной Европы и СССР, чтобы выразить сопротивление социалистическим государствам [Garton-Ash 1990; Ost 1990]. После «бархатных революций» гражданское общество предложило основу для объяснения изменений, происходящих на постсоветском пространстве. Силы, свергнувшие тоталитаризм, были названы по имени. Гражданское общество вызывало в памяти образы смелых диссидентов, народных движений и противодействия, кажущегося естественным по отношению к «неестественным» посягательствам государства. В 1990-е годы концепция гражданского общества получила распространение, став проектом по развитию [Sampson 1996]. Правительства США и Западной Европы вложили огромные средства в проекты по поддержке развития гражданского общества; они рассматривали продвижение гражданского общества как эффективное средство содействия экономическому развитию и «эффективному государственному управлению» [Richter 2004: 2]. Гражданское общество стало краеугольным камнем демократизации, перехода к рыночной экономике и проектов, обещавших обеспечить экономическое развитие и процветание постсоциалистическим государствам.
Много воды утекло с тех пор. Разговоры об общественной гармонии в мире породили более мрачные дискуссии о глобализации и имперских механизмах [Hardt, Negri 2000]. В свете постоянно увеличивающегося разрыва, отделяющего страны первого мира от остальных, ключевые решения, которые когда-то так широко применялись (гражданское общество, социальный капитал, права человека), стали казаться фальшивыми. В России экономические рыночные реформы и приватизация привели к крайней экономической поляризации; огромная пропасть теперь отделяет сверхбогатых от бедных. Многие наблюдатели сейчас считают эту новую инфраструктуру международной активности фатально скомпрометированной, неразрывно связанной с неолиберальной повесткой дня, которая стала доминирующей в эпоху после окончания холодной войны. Некоторые отвергают концепцию гражданского общества, считая ее риторическим приемом миссионеров от демократии [Comaroff, Comaroff2001; Hardt, Negri 2000; Mandel 2002], приемом, который одновременно рационализирует политику структурной перестройки и способствует сокращению государственного социального обеспечения [Alvarez et al. 1998; Foley, Edwards 1996]. НПО, посаженные на данной территории и за ее пределами как семена демократии, также не оправдали ожиданий. Во многих случаях они являются средством продвижения элит, а не источником новых возможностей для широких масс. Некоторые считают, что их появление является признаком стагнации и пассивности социальных движений.
Те же самые противоречия заметны и в проектах, осуществляемых во имя прав женщин. Как я покажу в следующих главах, транснациональные феминистские кампании против гендерного насилия, которые стали активно проводиться в 1990-х
