е общественные пространства тонули в темноте, лишь на дорожках поблёскивали направляющие дежурного освещения. Было тихо. Только в парке стрекотали насекомые и тихонько, будто робея, давали трели соловьи да камышовки.
На борту была предусмотрена не только привычная смена дня и ночи; тут существовала даже смена сезонов – биологи, проектируя биосферу, на этом настояли. Правда, настоящую зиму, со снегом, тут можно было найти только в специализированном секторе для горных видов спорта. В остальных секторах смена времён года была мягкой, как в субтропиках.
Сейчас была весна. Сто тридцать вторая с момента старта.
В каюту Гордея лёгкий ветерок климатизатора доносил мягкие запахи цветущего сада. Самые настоящие – система брала нужные молекулы в парке и бережно доносила их в правильной пропорции. Такое возможно только весной. Он любил это время года. Тихими весенними ночами спалось особенно хорошо. Даже сновидения были яркими и цветными – как в далёком, почти позабытом детстве.
Резкий треск и красные проблески аварийного вызова грубо вернули его в реальность. Он со стоном сел на кровати, недоуменно уставившись на экран коммуникатора. Красный цвет и код вызова – жирная единица – заставили его собраться с мыслями.
«Принял!» – произнёс он в пространство.
Экран коммуникатора послушно ожил. На нём появилось взволнованное лицо Алисии, врача и эколога.
– Что там? – сонно спросил Гордей.
– Спускайся на минус три. Запасная система рециркуляции воды, третий насос, – каким-то безжизненным голосом оттарабанила Алисия и выключила связь.
Гордей поморщился. Это было невежливо. Однако делать нечего: код «единица» есть код «единица». Таких происшествий за время полёта можно было пересчитать по пальцам одной руки. И пускай ни одно из них не несло реальной угрозы для экспедиции, кое-что могло обернуться большими проблемами в случае запоздалой реакции.
Гордей зашёл в санузел, ополоснул лицо и почистил зубы. Посмотрел на себя в зеркало. «Хорошо, что щетина так и не выходит из моды», – подумал он удовлетворённо.
В гардеробной он надел лёгкий комбинезон, который обычно использовал для походов на нижние уровни, и простые матерчатые кроссовки.
Перед выходом он бросил взгляд, полный сожаления, в сторону кухонного блока. Ужасно хотелось кофе. Но, в случае больших неприятностей, эту задержку пришлось бы упомянуть в отчёте. Поэтому Гордей взял только термос с прохладной водой из специального гнезда на блестящем металлическом корпусе очистителя.
Каюта Гордея располагалась возле защитной стены, крайней в ряду. Он сам выбрал это место – отсюда можно пешком дойти до прогулочной палубы, устроенной прямо на поверхности астероида, из которого был сделан корабль. Конечно, палуба часто бывала закрыта – но Гордей всё рано старался появляться там хотя бы раз в два-три дня. Корабельные психологи рекомендовали «прогулки на воздухе» не реже раза в месяц, и чуть ли не силой заставляли людей, слишком засидевшихся в комфортных подземельях, глядеть на подлинное звёздное небо. Говорят, если провести внутри пару лет безвылазно – легко можно заработать агорафобию. Не сказать, чтобы это было большой проблемой; с такими состояниями достаточно легко справляется современная психиатрия, но порядок есть порядок. Здоровье экипажа, в том числе психологическое, было приоритетом.
Путь на минус третий уровень был не близким. Сначала нужно было добраться по окружной аллее до ближайшего лифтового холла. Потом, дождавшись кабины, спуститься на нулевой уровень. Здесь комфорт жилых помещений корабля заканчивался, и начиналась техническая начинка, которая позволяла этот самый комфорт поддерживать.
На минус первом и минус втором располагался комплекс органического синтезатора. Крайне сложная штука, вершина индустрии синтетической органики. Именно здесь производилось продовольствие и перерабатывались отходы. Гордей читал, что первые проекты кораблей-ковчегов предусматривали снабжение человеческой популяции исключительно за счёт закрытой биосферы. Но все подробные математические модели говорили о том, что подобная биосфера в замкнутом объёме астероида будет способна эффективно работать тысячу – максимум две земных лет. Потом неизбежна нарастающая деградация. Такой срок посчитали недостаточным, поэтому уже существовавшие на тот момент технологии синтеза белков с эмуляцией живой клеточной структуры были доработаны до промышленного уровня. Однако полностью от биосферы отказаться тоже не получилось: парки, сады с прудами и прочие прелести жизни сочли необходимыми для сохранения психического здоровья экипажа. Впрочем, эта биосфера, как и люди, опиралась на возможности органического синтеза, поэтому не была замкнутой. Таким образом, утилизация энтропии позволяла поддерживать жизнеспособность биосферы корабля, практически, неограниченное время.
Уровни, где располагались синтезаторы, пронзали сети служебных тоннелей. Гордей воспользовался одним из
