Корану в школе обучает.
– Дай мне еще чуду. С черемшой – мои любимые. Нежная какая черемша, небось совсем раннюю собирали?
Айбала поставила на столик у дивана блюдо, прикрытое чистой тряпицей. Она терпеливо ждала, пока гостья расскажет о цели своего визита. Очевидно, что она пришла к Шуше, но зачем тогда спрашивать про Меседу?
В этот момент вошла Шуше. Она начала что-то говорить Айбале, но увидела гостью и замолчала. Однако, похоже, ничуть не удивилась приходу Зури.
– Сходи, дочка, скотину накорми.
Айбала молча оделась и спустилась в хлев, где Галаевы держали корову, коз, баранов, кур и старого упрямого ишака, который, несмотря на слепоту и ввалившиеся бока, никак не собирался умирать. Раскладывая по кормушкам сено, она ощущала растущее беспокойство. Наверху велся разговор, явно не предназначенный для ее ушей, поэтому мать и отправила ее сюда.
Поднявшись из хлева по шаткой приставной лесенке, Айбала не пошла в дом, а осталась во дворе, поутру расчищенном отцом от снега.
Снегопад не прекращался, хотя мороз отступил, и ветер, почти три недели дувший с севера, наконец-то поменял направление. Стоял конец января, и Айбала истосковалась по солнцу и молодой зелени, которую мать щедро добавляла во все блюда. Весной пробуждалось все живое, краски становились ярче, от свежевскопанной земли исходил особый дух, а горный воздух был таким свежим и прозрачным, что его хотелось пить вместо воды. Но весна для Айбалы означала еще и неприятное. Она родилась в апреле, и после того, как ей минуло восемнадцать, каждая новая весна приближала ее к неминуемой старости – старости одинокой, без мужа, детей и внуков.
Скрипнула калитка. Вошла Меседу в черном никабе, открывавшем только глаза и кусочек лба. Поверх пальто она надевала просторную черную накидку, скрывавшую изгибы стройного тела.
– Ты что тут мерзнешь, Айбала? – удивилась она. – Почему в дом не идешь?
– К маме Зури Замировна пришла.
– И о чем они говорят? – спросила Меседу странно изменившимся голосом.
– Не знаю. Я сразу ушла.
Меседу направилась к дому, но на полпути остановилась и нерешительно сказала:
– Мне нельзя сейчас туда… Иди, скажи маме – я вернулась.
– Ты думаешь, Зури Замировна из-за тебя пришла? Она спрашивала, дома ли ты…
– Иди! – нетерпеливо перебила Меседу. – Я тут подожду.
Айбала не понимала, что происходит, и поведение Меседу, обычно сдержанной и почтительной с Айбалой как со старшей сестрой, добавляло еще больше неясности. Она намеренно громко протопала по крыльцу, хлопнула входной дверью, помедлила немного перед тем, как войти в дом.
Женщины пили чай с бахухом[19]. Это лакомство Шуше держала в жестяной коробке на верхней полке буфета и доставала только по особым поводам. Бахух остался с того раза, когда Шуше пекла его на рождение младшего сына Зайнаб в ноябре и угощала всех, кто приходил
