местами, только иногда вскрикивал стреблянин на впереди идущем челне. Нащупав шестом опасное мелководье, он предупреждал об этом остальных.
А ведь всё было иначе три дня назад, когда они, войдя в Волх-реку, пристали у высокого частокола Илеменя. Тогда, после тяжёлого сплава по Мсте, ещё забитой льдом и несущей ледяные обломки через земли злобной и дикой веси, они, веселясь, сбросили мостки, недалеко от заваленных товарами пристаней, и вывели разминать коней, в первый раз после волока на Вольге. Стовов наказал быть на берегу, не ходить по дворам, не щупать дулебских девок, не отнимать за бесценок добро у товаринов, не стрелять открыто дичь в лесу князя поволховского Чагоды Мокрого, не топтать пахоту и никого не убивать. Сам Стовов, взяв с собой Семика, Ломоноса и Скавыку, прихватил ворох бобровых и лисьих шкур и отправился верхом к главным воротам Илеменя, где за прибывшими наблюдали готовые к отпору воины Чагоды.
Сам князь ещё не вернулся с охоты, и Стовова встретил длиннобородый старик, немногословный, не выпускающий из своих лап железную палицу. Ему отдали шкуры и десять гривен бели, как плату за проход по Волх-реке.
Кроме того, Стовов выставил вирнику и его воинам три кувшина яблочной браги на меду и пообещал кун и бели[2], если ему укажут надёжного кормчего, ведающего мелководья на Нове. Вирник, задобренный больше вниманием знатного гостя, чем щедростью, повёл Стовова в свою избу. По бревенчатому мосту они перешли широкий ров, соединённый с Волх-рекой, миновали надворотную башню, сложенную в нижней части из гранитных валунов, а в верхней из громадных дубовых бревен. Стены Илеменя оказались двумя кольцами частокола, одно внутри другого, отстоящими на пять шагов друг от друга, а пространство промеж них было доверху заполнено землёй и камнями. Сразу за стенами, кое-где примыкая к ним, теснились срубы изб, конопаченные мхом, с узкими редкими окнами-бойницами и низкими массивными дверями. Избы стояли тесно. Промежутки между ними защищались тыном или воротинами, из-за чего город распадался на множество дворов-детинцев, способных отдельно обороняться от врагов или соседей. Стовов был несколько разочарован тем, что в сутолоке толпы его, князя, никто не приветствовал. Только раз он привлёк внимание немощного, но злобного дулеба, корове которого княжеский конь мешал пройти.
Канавы, прорытые для нечистот, распространяли тяжкое зловоние, однако питьевые колодцы были выложены камнями и тщательно ухожены, и даже украшены резными столбиками, изображающими бога Велеса и Водяного Деда. Пока Стовова вели к дому вирника, единственной постройке из камня в западной части города, князь насчитал три кузни, пять смолокурен, четыре ткацких двора и шесть больших жерновов, которые вращали быки.
Князь был поражён, когда вирник сообщил, что эта часть города бедна и мала по сравнению с восточной частью. Там, на другом берегу реки, стоят хоромы князя из белого камня, там его кладовые, там живёт его дружина, челядь и рабы, правдаведы, волхи и золотых дел мастера, там большое капище Перуна и главное торжище.
Кун и бели – древнерусские единицы ценностей.
