Мне думается, ваше величество…
– Нет, вам не думается, это мне думается, господин министр, – пересвистывал его король Торбаша. – Ибо лишь уступая доброму чувству к вам, нашему великолепному соседу, мы и поднялись на могущественную Кортезию, из уважения к вам, из сочувствия к вашей борьбе и в расчете на вашу помощь. Это же ясно, господин министр! А теперь что? Брошены на произвол судьбы, должны воевать с ней один на один… А ведь это Кортезия, вы же должны понимать!
Вудворту отказала дипломатическая выдержка.
– Сколько знаю, еще ни один ваш солдат не вступил в реальную схватку с кортезами.
– Не вступил, а почему? Нет солдат, надо же их собрать, обучить, вооружить, а без вашей помощи, вы меня понимаете… И у нас нет общих границ с Кортезией! Мы хотели объявить ей войну, чтобы она высадилась на нашей земле, тогда мы героически нападем, вот такой план. Сам господин Маруцзян и великий маршал Комлин…
На заключительных заседаниях конференции я уже не появлялся: и без того хватало неотложных забот.
Произошло несчастье, которое мы сами спровоцировали и от которого я предостерегал Гамова. Кортезы не обнаружили серьезной концентрации наших сил на севере и двинулись сами. Все выгоды были у них: и перевес в войсках, и преимущество в технике. Они ринулись на Забон. Я потребовал заседания Ядра и не подбирал успокоительных словечек: для дальнейшего успеха в войне и для защиты населения Забона надо сдать этот город кортезам.
Гамов смотрел так, словно я сошел с ума.
– Сдать Забон? Вы серьезно, Семипалов?
– Мы перемудрили с обманом противника и должны теперь выкрутиться из своей же паутины с наименьшими потерями.
И я объяснил, что отстоять город можно лишь в том случае, если энергично переадресовать ему все резервы, подготовленные для центрального фронта. Но тогда ни о каком наступлении на западе и не мечтать.
И в результате: Забон сохраним, но западных областей не отвоюем, Патину за измену не накажем, Ламарию не покорим, а родеров за их естественные границы не отбросим. Ни одной стратегической цели не достигнем – такова реальная цена того обмана, в который мы ввели противника. Не всякий обман врага идет на пользу, когда имеешь дело с кортезами.
Другое дело, если сдадим Забон, продолжал я. Враг, чтобы взять его, подтянет новые корпуса, предпримет максимальные усилия. То есть ослабит центральный фронт гораздо больше, чем если бы просто хотел отразить наше обманное наступление с севера. И тогда разразится наше хорошо обеспеченное наступление на центральном фронте. И мы обойдем с запада армии, захватившие Забон, – он станет мышеловкой, в которой захлопнутся кортезы.
– План победы на всем фронте требует запланированного поражения на севере, – так закончил я свой анализ ситуации.
– Чудовищно! – воскликнул Гамов. – Могла же такая идея прийти в голову – сдать Забон!
