японскому правительству: «Соседство России с Япониею заставило желать дружеских связей к благополучию сей последней империи, для чего и было отправлено посольство в Нагасаки; но отказ оному, оскорбительный для России, и распространение торговли японцев по Курильским островам и Сахалину, яко владения Российской империи, принудило сию державу употребить наконец другие меры, кои покажут, что россияне всегда могут чинить вред японской торговле до тех пор, как не будут извещены чрез жителей Урупа или Сахалина о желании торговли с нами. Россияне, причинив ныне столь малый вред Японской империи, хотели им показать только чрез то, что северныя страны оной всегда могут быть вредимы от них, и что дальнейшее упрямство японского правительства может совсем лишить его сих земель»16.
Ответ японцев был предсказуем. До того момента меры по обеспечению безопасности безмерно далекого, по самурайским представлениям, Хоккайдо и земель, лежащих к северу от него, полностью возлагались на местное княжество Мацумаэ. Теперь же обороной северных пределов Японии озаботилась центральная власть. В Эдо впервые осознали важность северных рубежей как пограничных пределов Японии и решили защищать их как исконно японские территории. На Хоккайдо из четырех других княжеств был переброшен воинский контингент из самурайских дружин общей численностью около 2600 человек, устроивших 80 сторожевых застав. В ожидании нового нападения в феврале 1808 года губернатор Мацумаэ направил в Эдо проект своего предложения в отношении России: «Необходимо уничтожать любые русские корабли, появляющиеся у берегов Японии, но при этом следует проявлять миролюбие и стремиться к установлению мирных добрососедских отношений. Тем не менее, садясь за стол переговоров с русскими, необходимо готовиться к войне. Ситуация – сложная, и ее трудно прогнозировать. Ясно одно – мир с Россией будет недолговечен»17.
Японцы тогда не знали, что поступок Хвостова и Давыдова подвергся осуждению в Петербурге, и офицеры были наказаны за свои действия. Петербург не относился к конфликту с представителем Русско-американской компании как к вызову своей внешней политике, а Курильские острова все еще оставались значительно дальше от российской столицы, чем от Эдо, но самоуправство даже на дальних рубежах поощрять не следовало. Хвостова и Давыдова отозвали в Петербург, где их ожидало суровое наказание за самоуправство и нанесение тяжелого ущерба репутации Российской империи за рубежом. Офицеров спасла Русско-шведская война. Смелые моряки, они отличились на ней, но – опять же в знак наказания за инциденты на Курилах – не были поощрены за свои подвиги и вскоре закончили жизни весьма печальным образом.
Самураи ничего этого не знали, каждую минуту ждали войны, всех русских считали Хвостовыми и Давыдовыми (у попавшего к ним в плен в 1811 году капитана Головнина требовали признания, кто он: Хвостов или Давыдов?), и в общем, их состояние было близко к панике. Как всегда
