всерьёз испугалась деваха и побежала за доктором. Тот шутки не понял и, влетев в комнату, неодобрительно уставился на юмориста:
– Так чего там у тебя с лекарствами?
Шутник благоразумно отмолчался.
В соседней бетонной комнате его, лежащего на хирургической тележке из нержавейки, помыли струями холодной воды из шлангов угрюмые «санитары» в лице двух недовольных сталкеров, отчего пациент превратился в синий от холода баклажан. После этого медсестра загнала в его окоченевшее тело необходимые кубики морфинов, и спустя положенное время у дрожащего от холода больного наступило оцепенение. Глаза сами собой закрылись, и в сознании вспыхнули вращающиеся цветные карусели. Они вращались где-то перед глазами всё быстрее и быстрее, трансформируясь в бесконечные спирали, и затем пропали в жёлтом непроницаемом тумане. Лёха обнаружил себя под потолком! Упираясь в него спиной, он с удивлением разглядел собственное раненое тело внизу, на операционном столе, накрытое окровавленной простыней и окружённое четвёркой в белом, состоящей из доктора, медсестры, Деда и Карачана. Клёпа, увлечённый собственным рассказом о житейском случае, деловито орудовал скальпелем над торчащей из простыни изуродованной ногой. Понаблюдав немного, Леха всё-таки вернулся назад, в свою физическую плоть, и чуть не взвыл от резких дёргающих болей в раненой ноге. Доктор рявкнул помощнице:
– Олеся, ногу ему держи, ногу! Не видишь, дрыгает ей? А то не даст зашить как следует!
На этом Лёхины мучения не закончились. Зря он шутил. Ох, зря! Зона шуток не любит. К вечеру того же дня по телу пошёл отёк, а вместе с ним пришёл зуд, особенно нестерпимый на лице. Док, ощупав многострадальное тело больного, помял пальцами вспухшие под глазами синевато-чёрные круги и удручённо заключил:
– Отёк Квинке, чтоб его… Вот она, аллергия, про которую я тебя спрашивал… Везучий ты, парень, весь букет проблем одному тебе. Если выживешь, Санычу будешь должен не знаю сколько. Тут тебе не Большуха. С таким трудом медпункт обеспечиваем, ты не представляешь! Поэтому в Зоне на всё свои прейскуранты. А благотворителей тут нет… Вот всё никак не догоню, чего это наш шеф так заботится о тебе?
После докторского приговора невыносимо медленно потянулись дни реабилитации с бесконечными, каждые два часа, уколами против Квинке. Нога страшно болела и не давала спать. Подремать позволяли лишь таблетки димедрола, на которые док оказался по-кулацки скуп:
– Обойдёшься, так привыкай спать. Ишь, барин нашёлся!
Недельку спустя он прислал сталкера восточной наружности по прозвищу Кореец, знающего иглоукалывание. Рослый, ноги колесом, «народный целитель» со следами старого обширного ожога во всю правую щёку появлялся в кубрике больного после обеда, не спеша скручивал с его ноги длиннющий бинт гипсовой лангеты, деловито втыкал в освободившуюся израненную плоть иглы с цветными нитяными колпачками и монотонно и безучастно, словно робот, вопрошал со страшным азиатским акцентом:
– Твоя чувствовать? А здеся чувствовать? А здеся?..
Далеко не сразу, но нога,
