– сопоставляет их биографии с повествовательными моделями эпохи, мифами и бродячими сюжетами. Заключительная глава посвящена судьбам тех авантюристов, кто отправился в Россию, увидев в ней страну, где можно воплотить в жизнь самые смелые утопические проекты. Читателю предлагается второе – исправленное и дополненное – издание книги.
ISBN 978-5-4448-2309-5
© А. Строев, 1998, 2023
© С. Тихонов, дизайн обложки, 2023
© OOO «Новое литературное обозрение», 2023
Памяти папы
ПРЕДИСЛОВИЕ К НОВОМУ ИЗДАНИЮ
Я писал книгу об авантюристах в 1990‐е годы, и за это время исчез Советский Союз и полностью изменилась жизнь. Прежние планы и цели потеряли смысл. То, что казалось незыблемым, рухнуло. Во многих семьях женщины сочли, что надо спасаться, забирать детей и уезжать за границу, а мужчины подумали, что именно сейчас в России перед ними открылись все пути. В 1980‐е годы я мечтал работать в Институте мировой литературы, но, когда попал туда в 1989 году, надо было искать иные средства существования. Рубль обесценился, месячная зарплата научного сотрудника в начале 1990‐х годов была равна 8 долларам. До 1999 года я жил между Россией и Францией, и когда у меня спрашивали друзья, где я нахожусь, то отвечал, что могу указать не место, но время: 1767 год. В начале царствования Екатерины ІІ я чувствовал себя вольготно.
В России конца ХX века у многих было ощущение, что живешь уже после конца света. Во Франции ХVIII века, в канун революции и после нее, люди испытывали подобные чувства. Роберт Дарнтон в прекрасной книге о закате Просвещения показал, как Франц Месмер исцелял людей, передавал нисходящую из космоса энергию, заряжал ею бассейны с водой. Совершенно так же в России Алан Чумак заряжал по телевидению воду, которые люди наливали в графин, ставили у экрана телевизора и исправно пили. Астролог Павел Глоба регулярно предсказывал будущее. По всей стране размножились экстрасенсы, целители, ворожеи.
Замысел книги возник под влиянием идей М. М. Бахтина, ярым пропагандистом которого был профессор МГУ В. Н. Турбин, книг и статей Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского, посвященных жизнетворчеству, их лекций и семинаров, которые я посещал вместе с моими университетскими друзьями.
Моя кандидатская диссертация 1983 года, посвященная типологии французского романа эпохи Просвещения, персонажам и сюжетным моделям, увы, осталась неопубликованной. Но она помогла мне окунуться в галантный мир XVIII столетия, описать правила поведения петиметров, либертенов, куртизанок. Перевод мемуаров Казановы, который я сделал в соавторстве (книга вышла в 1990 году, 9 переизданий, суммарный тираж превысил 700 000 экземпляров), помог мне изменить стиль, отказаться от «наукообразия». Приехавший в Москву в том же 1990 году Жорж Дюлак, замечательный исследователь XVIII века, приохотил меня к работе в архивах, поиску неизвестных, неопубликованных документов, писем, рукописей. Я почувствовал, что перенесся в далекий мир Республики Словесности и остался в нем жить.
Благодаря Жоржу Дюлаку я в 1991 году приехал в Париж на стипендию Дидро в Дом наук о человеке, затем преподавал в университете города Монпелье в качестве приглашенного профессора, получил временную ставку в CNRS. Я познакомился с замечательными учеными Жаком Прустом, Робертом Дарнтоном, Беатрисой Дидье, Морисом Левером, Шанталь Тома, Франсуа Муро, Мишелем Делоном и многими, многими другими, в том числе со знатоками творчества Казановы Гельмутом Вацлавиком, Мари-Франсуазой Луна, Фурио Луччикенти, Жераром Лауати. Они приняли меня как своего, радушно и щедро помогали в научных изысканиях, тактично поправляли. Всем я им искренне благодарен.
Книга об авантюристах росла из докладов на международных конференциях и конгрессах, из статей и лекций, из работы в архивах многих стран, из удивительных находок.
В 1990‐е годы жизнетворчество стало для меня реальностью. С эмоциональной точки зрения рассказ об эпохе Просвещения был отчасти автобиографичным. Подобно авантюристам, я должен был играть всевозможные роли, отвечать «да» на все предложения судьбы. Я преподавал во Франции французскую литературу XVIII века, не имея почти никакого педагогического опыта. Я писал статьи на французском и вспоминал, как Казанова высмеивал свои ошибки во французском языке, а заодно свои невольные, но, увы, нередкие бестактности. Не говоря уже о том, как ближе к сорока годам, «земную жизнь пройдя до половины», Казанова почувствовал, что надо решать, где и как бросить якорь. В какой-то момент мне стало казаться, что судьбы моих героев перекликаются с моей, и я даже боялся читать архивные документы, чтобы не накликать беду. Но потом все же их прочел.
Книга появилась сначала на французском, благодаря Беатрисе Дидье, а затем в расширенном варианте на русском, благодаря Ирине Прохоровой, с которой дружу с университетских лет. Однако я не расстался со своими героями: я писал о Казанове, д’Эоне, Билиштейне1 и других. Работы составили книгу, изданную на французском: «Россия и Франция эпохи
Ériger une République souveraine, libre et indépendante (Mémoires de Charles-Léopold Andreu de Bilistein sur la Moldavie et la Valachie au XVIIIe siècle) / éd. I. Mihaila, A. Stroev. Bucarest: Roza Vânturilor, 2001.
