приносящее несчастье[37], сегодня больше, чем когда-либо, но совесть не мучила ни МакКима, ни Мида, ни давно умершего Уайта, ни кого-либо в университете. В бесконечном коридоре с узкими дверьми, ведущими в маленькие узкие комнаты, царил переполох, ощущавшийся Джорджем, едва успевшим выйти из лифта. Будто была учебная пожарная тревога или угроза минирования: двери раскрыты, в коридоре говорят люди, женщины со спутанными волосами в длинных хлопковых рубашках, у кого-то на глазах слезы, они обнимаются или обнимают мужчин в шортах и футболках. На улице стало прохладно, но здесь стояла жара, на верхних этажах Джей всегда было жарко. Тупое, громоздкое, грубое здание с дешевой отделкой внутри: к верхним этажам поднималось все тепло отопительной системы, а из-за крытой медью крыши в солнечные дни там припекало. Летом можно было сдохнуть от жары.
У окна виднелся костлявый юнец в ковбойских сапогах, штанах хаки и куртке-сафари, несмотря на жару. Он сидел на корточках спиной к стене, курил сигаретку, стряхивая пепел за стоявшую рядом батарею.
Снеттс пикировал на него, как сокол на полевку.
– Как тебя зовут, сынок?
– Текс.
– Ну конечно, – беззлобно усмехнулся Снеттс. Присел рядом. Джордж остался стоять, оглядываясь по сторонам.
– Текс, ты видел тут наверху кого-нибудь из полиции? – продолжил Снеттс.
– Они там, где окна, что выходят на Амстердам, – Текс махнул в ту сторону рукой, в которой держал сигарету.
– Знаешь упавшего парня?
– Знаю, но он не упал.
– Как его зовут?
– Джефф Голдстайн.
Снеттс взялся за блокнот.
– Джеффри, значит?
– Да, вроде так.
– Так ты говоришь, он не упал?
– Его кто-то толкнул. Или он спрыгнул. Вам трудно будет разобраться.
– А почему ты считаешь, что его толкнули? – спросил Снеттс.
– Я сказал, что он не упал, – возразил Текс. – Его столкнули или он спрыгнул. Он был с каким-то парнем. Была ссора.
– Ты это видел?
– Слышал. Все слышали. Джефф кричал, плакал.
– По какому поводу? – Снеттс тоже закурил. Он курил «Парламент». С пластиковым фильтром, чтобы можно было зубами держать. Текс курил «Лаки Страйк» без фильтра. Пачка белая, красно-черный круг мишени на полу рядом с ним. И тоненькая зеленая полоска.
– Трудно сказать, – ответил Текс. – Самая обычная поебень: ты говорил, что любишь меня, et cetera и все такое.
Он произнес et cetera как Юл Бриннер, скрещенный с Джимми Роджерсом.
Снеттс по-прежнему смотрел на него.
Текс тоже не отводил взгляда.
– Он был голубым.
– То есть он был гомосексуалистом?
Текс смотрел на него своими карими, беззлобными, чуть любопытными глазами. Совершенно нечитаемыми. Он задержал взгляд чуть дольше, чем хотел.
– Да, именно так, сэр. Так это называется. Я их слышал. Был в комнате отдыха.
Во многих зданиях Нью-Йорка фактически присутствующий тринадцатый этаж пропускался при нумерации, большей частью из-за суеверий.
