а его язык, я полагаю, совершенно бессознательно, выпустил на волю такие слова, которые могли бы сделать честь лодочнику на канале.
– Что с вами со всеми, – воскликнул я, – или, – мой голос упал при этой мысли, – со мной?
– Садитесь, – сказал Лоуренс. – Не теряйте голову.
Его глаза расширились, и странные оттенки, которые я иногда замечала, пылали в их глубине. Его морщинистое лицо было почти прекрасным в своей живости, освещенное как огнем изнутри.
– В этом нет ничего удивительного или чудесного – это простое действие определенного закона. Теперь послушайте. Когда мы узнали, что Ла Дуэ упал (этот дурак пытался пройти по настилу, проложенному над смертельной ловушкой, чтобы не идти в обход мастерской – за это он хорошо отплатил испугом), я передал вам цилиндр стелларита. Я не положил его на свой рабочий стол, потому что тот сделан из алюминия, а этот цилиндр не должен соприкасаться ни с каким другим металлом, по той простой причине, что стелларит настолько сроднился со всеми другими металлами, что прикосновение к одному из них означает его поглощение. Все его отдельные молекулы взаимопроникают, или ассимилируют, и у стелларита исчезает его "индивидуальное начало". Поэтому я отдал его вам, поскольку мне нужны были свободные руки, и побежал вниз к чанам вместе с вами по пятам. Признаюсь, я никогда не был бы так неосторожен, если бы не позволил себе излишне взволноваться из-за вопроса жизни и смерти.
Он с сожалением сделал паузу.
– Однако, продолжим. Вы по какой-то причине схватились за рычаг динамо-машины очень большого напряжения и запустили механизм во вращение, одновременно наступив на пластину ее основания. Теперь, при обычном ходе вещей, вы, вероятно, лежали бы сейчас вон на той кушетке – мертвый!
Я посмотрел на диван с внезапным интересом.
– Но это не так.
Я пробормотал, что это действительно так.
– Нет, вместо того, чтобы молния выжгла из вас жизнь, вот так, – он мелодраматично щелкнул пальцами – она прошла прямо через ваше тело в цилиндр стелларита, который, завершая цепь, послал ток обратно через вашу грудь, но с совершенно другим свойством.
– И что это за свойство?
– Ах, вот вы меня поймали! Что это было за свойство, боюсь, теперь уже слишком поздно, чтобы мир когда-либо узнал. Так вот, вы опустили рычаг и, я думаю, цилиндр тоже, когда я закричал. Мгновение спустя вы схватили маховик штемпельной машины, остановили его, как если бы это был часовой балансир, и, кстати, вы спасли жизнь Ла Дуэ.
Он замолчал, свет померк на его морщинистом лице, глаза потемнели и сузились. Его голова опустилась вперед на грудь.
– Но подумать только – годы усилий, выброшенных на ветер в момент успеха!
– Я не понимаю, – сказал я, словно улавливая проблески полного смысла его слов, как сквозь рваную завесу. – Вы намереваетесь сказать?
– Я хочу сказать, – огрызнулся он с внезапно вернувшейся раздражительностью, – что в ту минуту, когда вы держали
