время искавшая удобного случая напасть на нас, считает, что нашла его в нашем нынешнем деморализованном состоянии.
– Практически все ее военно-морские силы прибудут завтра в Нью-Йорк. Сообщение пришло из Англии, оно подлинное, и у меня есть подтверждение. Мы не можем мобилизовать военно-морские силы, составляющие лишь половину их. Наша береговая оборона недостаточна. О заключении соглашения с врагом не может быть и речи.
– Я боюсь, что разрушение Нью-Йорка невозможно предотвратить.
За время конференции наступила ночь, и никто не подумал зажечь свет в зале, где она проходила. Теперь из полутьмы смотрели белесые лица, и еще более ужасающая тьма черного отчаяния наполняла сердца всех присутствующих. Они выходили один за другим, не говоря ни слова.
III
Из Нью-Йорка не было исхода. Действительно, особого волнения не наблюдалось. Люди были настолько взбудоражены переживаниями, что, казалось, из них вырвали сам источник чувств. Они были охвачены тупой апатией.
Но в подготовке к обороне метрополии апатии не было. Военное министерство взяло под контроль магистральные железнодорожные линии и готовилось перебросить в Нью-Йорк огромные силы регулярных войск и спешно мобилизованных гвардейцев штатов. Однако сделать можно было не так уж много.
В гавани нельзя было ставить новые мины. На батареях нельзя было установить новые орудия.
Если бы это происходило в прежние времена, когда винты были сервоприводными! Но русские использовали новые турбинные двигатели, чтобы проскользнуть к нам, как убийца в ночи; и рано утром 11 августа один из наших крейсеров-разведчиков сообщил о скором приближении русского флота.
Я уже говорил, что исхода из Нью-Йорка не было. Зато произошло необычное явление. Прогулочные суда, переполненные до отказа, с развевающимися флагами и играющими оркестрами, выходили в гавань.
Это была еще одна фаза всепроникающего слабоумия.
Я пошел на батарею № 14. Это была новая батарея береговой обороны, на которой была установлена большая пушка, изобретение шведа Якобсона.
До появления русского флота напряжение людей на батарее было достойным воспоминания, когда корабли появились в пределах видимости, как пятнышки на голубом полумесяце океана, каждый со своим крошечным вымпелом черного дыма – артиллеристы стали подобны диким, тощим гончим, которых держали на поводке.
Я тоже, должно быть, сошел с ума.
Я не наблюдал за русскими кораблями. Я был очарован одним из артиллеристов – стройным человеком-тигром, который стоял рядом со своим огромным орудием смерти, его талия была полностью обнажена и сверкала в лучах раннего утреннего солнца. Я помню, что мог видеть, как вздымается его грудь, как сокращаются его могучие мышцы.
Но почему я отвернулся от этой мировой драмы? Я не знаю.
Из омута моего сознания я услышал, как человек с биноклем воскликнул:
– Они потеряли строй, двое остановились!
Может
