1964 г. в «Юности» (очень престижный по тем временам журнал) вышел в трех номерах последний роман дяди Алеши «Тайна музея восковых фигур». Книжный вариант вышел уже после его смерти в 1968 г.
Роман читался, был популярен, поскольку была там не только криминальная линия, но и символически-мистическая – опять о двойниках. Сторож при входе был копией восковой фигуры, как бы два привратника при входе. И когда преступник по ошибке свернул голову кукле, то умер и настоящий живой человек – пропала возможность зарабатывать на кусок хлеба. Кто был всю жизнь его двойником – не знаю, но тема такая зря писателя не волнует. В последнем романе вижу некую разгадку. Он сам был своим двойником, разведчик, который переиграл сам себя. Убили его двойника, умерла идея, выхода не было – надо было умирать. Он и умер в 1966 г.
Фотографий от него в семейном архиве сохранилось очень мало. Две я привожу, есть еще среди братьев в Аргентине. Но та фотография уж слишком домашняя. Поразительные глаза везде, внимательные, но без вызова, все видит, но ничего не скажет.
Умирал он от рака легких. Знаю, что навещали его родственники, очень часто ходила моя бабушка, та самая женщина, что увела отца у Алеши. Но так случилось, что они подружились, вместе воевали в Испании, где бабушка была военной переводчицей в Барселоне у нашего командования, получила за Испанию орден Боевого Красного Знамени. Сама иронизировала, что, когда франкисты неожиданно атаковали Барселону, все республиканское и советское военное руководство, бросив карты и бумаги, тем более переводчицу, попрыгали в машины и умчались. Бабушка, как преданная делу коммунистка, к тому же аккуратная женщина, собрала все бумаги, спрятала их в ридикюль и спокойно (со своим блестящим испанским языком) миновала франкистские посты и несколько дней прожила у своей испанской подруги. Когда франкистов выбили, наше командование, зная, что оно побросало все карты и не нашло их, могло ожидать только расстрела. И тут переводчица приносит пропажу. Кто-то сгоряча предложил ее расстрелять, чтобы она не проболталась. Горячего человека уняли, а бабушку представили к ордену. С тех пор с Алешей она дружила. Он ее уважал. Умирая, просил о помощи, просил принести яд. Видимо, боли были невыносимые. «Ида, ты же сильная, дай мне яд. Большевики должны помогать друг другу». Это она рассказывала, но она не дала, сказав ему: «Существует партийная этика. Нельзя». А он заплакал. Она его жалела, но яду не дала: «Алеша, ты сильный, ты должен все выдержать». Сама она была сильной. Уже после смерти дяди Алеши были торжества по поводу испанской войны, все же воевала, имела орден Боевого Красного Знамени, несколько медалей. И бабушку пригласили. Она умела сидеть на собраниях. И слушать партийную болтовню. Но тут по ошибке после директора института, говорившего о героизме республиканцев, о первой победе в схватке с фашизмом и т. п., слово дали ей. И она простодушно, но внятно произнесла: «Чего мы торжествуем? Я вот ехала и думала, газеты читала… Война-то
