среду я вызвал снова врача из поликлиники. Давление показывало уже 180 на 90. Бюллетень Киру продлили до понедельника. Но он продержался еще неделю. За это время пришли еще три повестки.
В следующий понедельник он все же отправился в поликлинику, три остановки на автобусе вдоль парка. Очередь была небольшая, но Кир сидел, изображая больного, и впрямь чувствовал себя скверно.
Врач, молодая женщина лет двадцати трех, показалась ему красивой. Сам Кир был молод и нравился женщинам. Она улыбнулась Киру, померила давление, оно по-прежнему было высоким. И она велела ему идти домой, побеспокоилась, дойдет ли, и сказала, что, видимо, придется в четверг явиться на консилиум, будет известный кардиолог. «Как вы думаете, что послужило причиной такого мощного гиперкриза? Вы же еще такой молодой, а давление, как у пятидесятилетнего», – ласкового спросила она. Видимо, пятьдесят для нее – это была уже глубокая старость. «Думаю, перезанимался, у меня через месяц экзамены в аспирантуру», – ответил Кир голосом книжного мальчика, каким он и был на самом деле, хоть и не до такой степени. Она засмеялась: «Так трудно? А я собираюсь через год в ординатуру». Кир улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой (не только красивая, но с той же ценностной ориентацией): «Желаю удачи!» Она улыбнулась в ответ: «Вы осторожнее с таким давлением. Если в четверг будет плохо, позвоните мне в кабинет, – она написала что-то на бланке и протянула эту бумажку – с телефоном ее кабинета, – постараюсь послать за вами перевозку».
Кир пришел домой, все рассказал жене Милке. «Нравишься ты женщинам, – сказала она. – А за что, сама не пойму». Зато мне, Марту, все было понятно. Он был почти такой же обаятельный, как я, и такой же красивый. Каждой хотелось его приласкать. У людей считается, что мужчина должен быть груб, некрасив и суров, но мы, коты, думаем иначе. Обаяние и красота еще никому в мужском роде не вредили. Особенно если ты одиночка, и у тебя нет шайки, которая поможет. Вот я красив и обаятелен, и все меня любят просто так, ни за что. А стоит помурлыкать, так получишь все, что хочешь.
Кир сел за стол читать литературу к первому экзамену, первый был по философии. Учебники Кир не любил, поэтому читал историю философии по книгам, написанным самими философами. У него дома были Фейербах и Гегель. С русской философией было хуже. Он только слышал о книгах Шпета, Зеньковского и Флоровского. Достать их было невозможно. Поэтому читал без конца «Былое и думы» и «Развитие революционной мысли в России» Герцена, а также почему-то оказавшуюся в домашней библиотеке «Историю Молодой России» Гершензона, изданную в Госиздате в Советской России аж в 1923 г. Эту книгу торжественно принесла ему бабушка, достав из своих закромов. «Посмотри, – произнесла она, – эту книгу любил твой дед. Я просмотрела ее, в ней ничего вредного и антисоветского нет. А фактов много. Тебе нужно как следует подготовиться. Ты должен поступить в аспирантуру. Ты же внук профессора. Я понимаю, что два года армейской жизни не пойдут
