правителю Чезарии, нашему давнему другу…
Он держал послание двумя пальцами, чуть на отлете. Советник по иностранным делам стоял, аккуратно глядя цесарю в подбородок.
– Ваше величество, – говорил он ровно, – позволю себе заметить, что это письмо было перехвачено вашей тайной службой. И тайная служба не сомневается, что послание подлинное. Государь, вы слишком щедро расточаете свое расположение. Я не осмелился спорить с вами, когда речь шла о Драгокраине, ибо драго – ваши исторические союзники и братья. Но Чезария, право слово! Капо будет торговать вашей дружбой с той же легкостью, с коей он торгует вином и маслом, и это письмо – тому подтверждение!
– Еще наша матушка, – начал цесарь, – считала союз с Чезарией плодотворным, особенно в случае… продвижения на Запад.
Цесарь все чаще теперь ссылался на мать, и не только Стефану казалось, что это дурной знак.
– А вы, князь Белта, – сказал Лотарь, – напомнили нам об одной старой поговорке. Относительно того волка, который все смотрит в лес, как его ни корми. Нам все больше кажется, что, сколько вас ни корми, останетесь белогорцем и смотреть будете только на Белогорию, в какую бы войну мы ни оказались втянуты. Уж не оттого ли вы так враждебны к нашей дружбе с Капо Чезарии, что там до сих пор укрываются ваши повстанцы?
Стефан моргнул и снова уставился в выбритый цесарский подбородок.
«Нет ничего странного в том, что я забочусь о своей стране. Странно, что его величество не заботится о своей…»
– И нам порой действительно кажется, что мы слишком щедро расточаем нашу дружбу…
Вот и все, понял Стефан Белта. Слишком долго и слишком непонятно ходил он у цесаря в любимчиках. Теперь – отставка, вон из столицы… И хорошо, если разрешат вернуться в Бялу Гуру, а не отправят в Замерзшие земли.
Но Лотарь, Лотарь… ведь не дурак и не слабый правитель, что же с ним творится?
– Ваше величество, – сказал он, – вы знаете мое мнение о походе на Флорию. А союз с Чезарией кажется мне в данных обстоятельствах… безумием.
Над этим в самом деле можно посмеяться: белогорец, бывший пленник – и беспокоится о мире в Державе больше, чем ее законный правитель. Дома всегда говорили: что Остланду беда, то нам на руку. Но Стефан прекрасно понимал, что станет с указом о «домашнем правлении» в княжестве, если они теперь ввяжутся в войну. С тем самым указом, который он чуть не зубами выгрызал из цесарского совета. В лучшем случае о нем просто забудут. В худшем – поманят им белогорцев, чтоб сделать из них верных солдат Державы, и все равно – забудут. И это если победу одержит Остланд. Если же войну выиграет Флория… Сейчас Тристан рад всем, кто не рад цесарю, но после… Там, в княжестве, его друзья верили, что флорийцы желают им помочь. Глупцы, глупцы; такие же, как тот, что сейчас глядел на него до отчаяния прозрачными голубыми глазами. А вокруг глаз – темные круги… Добрая Матерь, не хватало только, чтоб он запил.
Чезарскому капо Стефан пяти грошей не доверил бы и в мирное время, что уж говорить о военном… И в перехваченном письме от их посла четко, даже без обычных завитушек говорилось о нерушимой дружбе Флории и Чезарии…
Но цесарь не желал ничего видеть и знать.
– Идите, князь, – произнес он. – Пока не сказали еще чего-нибудь… чего мы не сможем вам простить.
Ах да, «безумие» не из тех слов, что можно употреблять в обществе здешней венценосной семьи.
Стефан учтиво поклонился, щелкнул каблуками и вышел.
Двери в кабинете были тонкие; собравшиеся в полутемном кулуаре придворные слышали все. К вечеру уже пойдут шуточки о том, как удобно управлять иностранными делами со Ссыльных хуторов.
Они не понимают еще, что скоро Хутора будут единственным спокойным местом в Державе…
Слуги закрыли за ним дверь. Стефан перехватил папку с докладом, легонько поднял брови – жест можно истолковать как хочешь – и пошел по коридору, глядя прямо перед собой. Ему хотелось крови; хотелось как никогда. С юности такого не было, а ведь здесь его будет некому отпаивать…
Платок на шее душил его, он едва добрался до дома и, оказавшись в своих покоях, в изнеможении упал в кресло.
Ох, как же ему хотелось пить. Стефан послал слугу за вином – тот поплелся, будто на ногах у него были колодки. Здешние слуги все нерасторопны; но, вызови он кого-нибудь из дома, и цесарь, и вся столица будут смотреть косо. У остландцев есть прекрасная поговорка: будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Будьте в Остланде как дома, князь Белта, но не забывайте, что вы всего лишь заложник, приехавший ко двору, чтоб сохранить жизнь брату и фамильный замок – отцу. Играйте себе в советника, раз уж правителю пришла такая блажь, – но не забывайте, что вы всего лишь разменная монета. И для отца, и для… вашего цесаря, хоть бы флорийцы устроили ему веселую
