демона. Дёрнулся сделать это. Опоздал. Он снял со срезанной головы кафф и приладил его на новое ухо. Улыбнулся мне:
– Ладно, ничего страшного, всё равно я планировал сегодня костёр. Давайте сейчас все немного отдохнём, а потом займёмся делами. И телами. И всем прочим. Кстати, я приношу извинения, если смущаю кого-то своим внешним видом: к сожалению, одежды к новому телу не полагается. – И он снова улыбнулся. Лучезарнее прежнего.
Инва не отреагировала на это. Осматривала ботинки големов. Я не стал ей мешать. Сам отправился к гермовагону.
Бегун, лежавший на пути к нему, оказался очень сильно повреждён, в том числе и пулями. Следовало предположить, что выстрелы в основном попадали в цель. Несколько пробили точно в уязвимые места, но броня выдержала. И серьёзных повреждений меткая стрельба не нанесла.
Умер он скорее всего, от точной работы Сайхмара. Тем не менее вскрыть такой панцирь, чтобы узнать наверняка, мы подручными средствами не сможем. Меня беспокоило то, что быстро доказать причину его смерти будет сложно. А это основной аргумент в споре за то, кто получит камни из его самоцветного сердца.
Размер нашей ответственности продолжал возрастать. Как я уже отмечал, по договору мы обязаны отвечать за камни сердца повреждённого локомотива. Но права использовать их для собственных нужд не имели. Кроме того, мы обязаны приложить максимум усилий, чтобы получить все камни, чей собственник не был известен. То есть в данном случае – камни из саркофагов големов-ренегатов.
Беглого взгляда оказалось довольно, для того чтобы понять – погибшие бегуны действительно собирались ещё до войны. Поэтому, скорее всего, предприятия их назначения перестали существовать. Они оказались на свободном или вовсе слепом назначении. Значит – права на их тела вообще никому не принадлежали. Значит – мы обязаны за них драться. Сделать всё возможное, чтобы вернуть камни Центру.
Центр – первый и последний владелец каждой плоти. В мире, Храме и на Луне. Он владеет до рождения. Он владеет после смерти. Механикой и органикой.
Это отлично, когда никто другой не хочет этим владеть. Любая плоть – это большие издержки для собственника. Но плохо, когда в мёртвом или живом есть нечто, на чём можно легко заработать.
Как я и предполагал, на подходе к вагону мне начали угрожать. Все три выживших охранника направили на меня оружие. Скорее всего, незаряженное.
– Договоримся по-хорошему, труповод. По-честному. Этот – наш. Наша добыча, – со мной говорил молодой крупный парень.
Черты лица явно свидетельствовали о низком уровне интеллекта. Что соответствовало высокому уровню агрессии. Низкой квалификации отряда в целом. Я никогда раньше не видел его.
Ответил:
– Неверно.
– Такие правила, – бросил он. Угрожал.
– Нет правил.
– Думаешь, – разозлился он, и ликра начала пульсировать в его механической челюсти, – что сможешь говорить с нами
