плотными. Набухшими. Шли к нам. Времени мало.
Вагон, с которым я до этого работал, моего возвращения ждал спокойно. Ликра больше не текла. Всё так же, жалея левую руку, я занялся делом. Когда заканчивал, ко мне подошла Инва. Мы отправились к локомотиву.
Его я глянул перчаткой ещё издалека. Дистанционно в нём легко прощупывалась плоть, но признаков жизни механоидов я не обнаружил. Ещё раз я попытался вызвать на ответную реакцию сердце локомотива. Вновь неудачно. Связи жёсткие, непокорные, при попытке положиться на них реагировали агрессивно и скидывали при малейшем давлении, а после этого снова начинали бесконечно повторять однотипные вопросы о здоровье пострадавших. Плохо это.
Если связи сами не успокоятся, то сердце придётся отправлять специалистам в мастерскую Храма. Дорого их внимание. Исправят огранщики всё за минуту, и фантомную связь в придачу уберут. Но это – огласка. Вывод информации за пределы круга.
Репутация начальника депо, доверившего камни старому локомотиву, уже не восстановится. Обычно такие хиреют и умирают быстро. Лучше бы связям преодолеть кризис самостоятельно.
Сейчас это нас касалось. Оставшееся без присмотра сердце должно находиться под нашей охраной до момента передачи его представителю собственника. Возможно, таковые следовали во врезавшемся в нас составе. Однако здесь, в пустошах, мы не могли проверить это. Не могли точно знать, кто есть кто. Вот почему теперь сердце – наше дело. И наша обязанность охранять всеми силами.
Когда мы подошли ближе, Инва обратила моё внимание на следы механоида, ведшие внутрь. Судя по тому, что их не затёрло ветром, их появление можно датировать последним часом – именно столько времени прошло с момента окончания последней бури. Обратной цепочки следов не видно. По всей очевидности, в наш головной вагон зашёл один из механоидов экипажа со второго, врезавшегося в нас, состава. Но они все погибли – искорёженные тела в останках чужого локомотива чувствовались хорошо.
Сам факт визита в вагон постороннего ставил под вопрос безопасность сердца. Тем более что внутри я не чувствовал проявлений жизни механоидов. Я снова проверил внутренность поезда перчаткой, чтобы убедиться в этом. Никого. Кто-то вошёл снаружи и умер там, внутри.
Мы обошли вагон вокруг. Провели визуальный осмотр локомотива на предмет серьёзных внешних повреждений. Их не оказалось.
Охраннику я велел ждать снаружи. Мы поднялись и встали у входа внутрь. Услышали свист. Художественный свист. Весёлый мотив.
Это мог быть механизм. Увеселительный, к примеру. Но о таком механизме мы никогда не слышали. Маловероятно, чтобы это насвистывал автоматон. Или голем. И всё же – нам не удалось подобрать других объяснений. Я ещё раз проверил, есть ли внутри живые органические или механические существа. По взгляду я понял, что и Инва это сделала. Наши исследования дали одинаковый результат. Тот же, что и раньше.
Инва завела меня себе за спину. Она тихо просочилась внутрь локомотива и пошла от приборной панели и
