стал двигаться назад, напряженно вглядываясь в зеркало и стараясь попасть в колею. Сердце недовольно колотилось в груди, во рту появился кисловатый привкус соленых огурцов. Боря волновался не за себя – он знал, что вырулит, потому что, несмотря на свои двадцать лет и небольшой опыт, был очень хорошим водителем. Ему было обидно за мощную машину, которой приходилось совершать несообразно мелкие движения.
И вдруг, глядя в зеркало, он увидел внизу и позади что-то странное: темное и живое. Оно появлялось в поле зрения на несколько секунд, совершало несколько конвульсивных движений и исчезало снова. Боря больно сглотнул и замер. Потер рукой тощую шею с острым, сильно выступающим кадыком, заросшую густой, но мягкой щетиной, хотел опустить стекло, чтобы посмотреть, но не стал этого делать. Пятиэтажки таращились на происходящее ослепшими от утреннего солнца глазами. Пиха откинулся на спинку сиденья, стал вглядываться в зеркало заднего вида и увидел темную хозяйственную сумку в чьей-то руке. Кто-то лежал под задними колесами «фредлайнера» на скользкой, покрытой ледяными волнами дороге и, судя по судорожным движениям рук, никак не мог подняться. Пиха вспомнил, что у его матери была такая же сумка, только не черная, а коричневая. Ему тут же представилась неповоротливая старая женщина с жирными боками, которые мешали ей перевернуться на живот и подняться на ноги.
Это был отличный шанс. Пиха сразу понял, что второго такого может и не представиться. Если он сделает рывок, колесо проедет прямо по женщине. Он почувствует, как тряхнет машину на мягком и живом. Будет ли он отвечать? Скорее всего, нет. Никто не узнает, что он увидел ее в зеркале заднего вида и понял, что проехал по живому человеку.
Придется выплатить компенсацию – по закону подлости наверняка останутся родственники. А денег у них с матерью нет. Но, с другой стороны, можно будет подойти к задним колесам «фредлайнера» и как следует все рассмотреть. Даже потрогать, словно для того, чтобы проверить, нельзя ли ей помочь. Дотронуться до еще теплого, но уже безжизненного тела, понять, каково это – когда не стучит сердце, под кожей не бьется пульс, все останавливается и замирает навсегда. За это Боря был готов заплатить. Он почти нажал на педаль, он был на волосок от того, чтобы надавить до упора, но не надавил. Ему помешала мысль о матери.
Мать была полезной: стирала, гладила, убиралась, решала множество мелких проблем. Она отмазала Борю от армии, отдала учиться на автомеханика и устроила работать к племяннику Стасу, который владел тремя фурами и возил грузы из Москвы в Питер и обратно.
У матери была такая же хозяйственная сумка. Борина нога замерла над педалью газа. «Вот сейчас, – думал он. – Сейчас…»
Что-то глухо ударило по водительской двери. Пиха вздрогнул. Сердце больно дернулось в груди, в глазах на мгновение потемнело. В зеркале заднего вида мелькнула крупная мужская
