надо идти чинить сеть. Валега и Седых с котелками бегут за обедом.
Дня через два, рано утром, является в нашу щель Гольдштаб. С ним не менее десятка командиров.
Мы сидим на ступеньках щели и мастерим целлулоидовые портсигары. В заводской лаборатории тонны разнообразнейшего целлулоида и красиво переливающаяся в небольших, аптекарского вида бутылях грушевая эссенция. Вот мы и занимаемся портсигарами. Пилим, режем, скребем, клеим, отрываясь только на восстановление сети и на обед.
– Ну что ж, будем прощаться, – говорит Гольдштаб, вертя в руках миниатюрный игоревский портсигар с выдвигающейся крышкой. – Пришла ваша смена. Саперы двести семнадцатого АИБ.
– А нам куда?
– На ту сторону. В штаб фронта – инженерный отдел.
Ну что ж, тем лучше. Мы сдаем свои объекты и через полчаса уже шагаем по зыбким доскам штурмового мостика, перекинутого через рукав Волги на остров.
С Георгием Акимовичем мы почему-то даже целуемся, прощаясь. Он цепко трясет мою руку и говорит, моргая глазами и собирая в морщины кожу лба:
– Часто буду вспоминать я наши беседы на этих ступеньках. Надеюсь, все, что я пытался вам доказать, никогда не сбудется. Мы после войны встретимся, и вы мне скажете: «Ну, кто был прав?» – и я скажу: «Вы».
Он провожает нас до тропинки, сбегающей по рыжим обрывам до самой Волги, и долго еще машет нам своей кепкой с пуговкой.
Еще один человек прошел через жизнь, оставил свой небольшой, запоминающийся след и скрылся, по-видимому уже навсегда.
Потом мы сидим на левом берегу на опрокинутой рассохшейся лодке и смотрим на дымящиеся трубы Тракторного. Он ни на минуту не прекращал работы. И Шапиро рассказывает нам, что в июле завод выпускал по тридцать танков в сутки, а в августе даже до пятидесяти, сейчас же занимается исключительно ремонтом поврежденных машин, и что часть оборудования уже вывезена на Урал, а другую собираются вывезти, если только удастся отогнать немцев откуда-то, где есть не то мост, не то причалы какие-то.
Ночуем мы в небольшой избушке прямо в лесу. Весь следующий день проводим в поисках дома лесника – ориентир, по которому можно найти инженерный отдел фронта.
Штабов и тылов так много, в каждой рощице и лесочке, что найти нужный нам отдел совсем непросто. Везде часовые, колючая проволока, табличка: «Прохода нет».
К вечеру все-таки находим. Отдел, но не домик. Домик давно уже не существует. Только на карте – черный прямоугольничек с косой веточкой сбоку. Отдел состоит из четырех землянок. В одной из них – она так замаскирована, что мы минут десять топчемся вокруг нее, – сидит майор в страшно толстых очках без оправы и целлулоидовом воротничке. Он пробегает глазами содержание пакета и сразу оживляется:
– Замечательно! Просто замечательно! А я уже не знал, что делать. Садитесь, друзья… Или нет, лучше выйдем. Тут и одному-то негде развернуться.
Оказывается, только что перед нами («Вы
