дома? – спросила я тихо.
– Зачем они тебе? – ухмыльнулся Ворон.
– Ну, мы все-таки соседи…
– И что ты собираешься мне сказать, соседка? Я весь внимание.
«Соседка…»
Мои опасения подтвердились. От смущения пересохло во рту. Значит, он все-таки здесь живет… А ведь с утра этот день казался даже неплохим…
– Твои родители уехали, и ты решил оторваться на всю катушку?
Я старалась, чтобы голос звучал уверенно, потому что от встречи наших взглядов внутри меня сотрясалась каждая прожилка.
– Отдыхают далеко отсюда, – равнодушно и совершенно спокойно произнес он.
– Тебе повезло, что моего отца не было дома, иначе он бы сразу им настучал!
– Не-а, – прошептал Ворон, раздувая ноздри.
Языки пламени, плясавшие в его глазах, казалось, перекинулись на мою кожу, заставив каждую клеточку гореть.
– Но…
– На том свете нет связи, – сказал Ворон, ухмыльнувшись, и пожал плечами.
– Твои родители… они…
– Ага. Так что меня некому было научить хорошим манерам, Ляля.
От его признания и раздраженного взгляда, устремленного на меня, на спине проступил пот. Стало ясно, что добрососедства не выйдет. А моя фраза, брошенная в сердцах, запустила маховик необратимых событий…
– Кирилл, ну ты скоро? – тихий сахарный голосок заставил нас обернуться.
Смазливая шатенка в мужской футболке появилась на пороге, недвусмысленно улыбаясь моему собеседнику.
– Иди в дом. Я сейчас приду. – И Ворон бросил на меня ожесточенный взгляд. – Я не из тех, кто воюет с маленькими глупыми девочками. – На его лице сияла ухмылка, говорившая: «ты – никто». – Но если еще хоть слово скажешь о моих родителях… ремня не избежать… – Он вновь посмотрел на свои руки: – Я даже мыть их не стану, Ляля.
И, подмигнув, он с грацией молодого хищника спрыгнул вниз и зашел в дом, громко хлопнув дверью.
Стоит ли говорить, что я так и не сомкнула глаз этой ночью, а после непродолжительного утреннего сна, обернувшегося кошмаром с участием крупной хищной птицы, скребущейся в мое окно, и вовсе оставила жалкие попытки выспаться и поспешила в ванную, но уже под бодрящие струи ледяной воды.
Обмотав полотенце вокруг груди, я уперлась ладонями в края раковины, некоторое время изучая свое бледное лицо. Жаль, патчи закончились, они были бы очень кстати.
Собрав волосы в пучок, я неброско накрасилась, доставая из шкафа заранее отглаженную форму – белую блузку и синюю юбку в складку. Так как погода еще позволяла ходить с голыми ногами, я натянула белые гольфы, завершив образ прилежной отличницы лоферами на массивной подошве.
Только я не была отличницей. Вернее, училась на одни пятерки класса до восьмого, до смерти мамы. А когда ее не стало… Отметки, зубрежка, уроки – все потеряло смысл. Несколько недель я вообще прогуливала – уходила «на уроки», просиживая
