на три
себе говорю «беги»
и отказываюсь бежать.
кажется, я давно уже болен.
насквозь прожжён чёрной дырой.
она проходит между сердцем и болью.
потому, не держу. не возвращаюсь домой.
надеваю табличку, с просьбой не подходить.
«осторожно. опасно.
он не умеет
любить.»
я давно отказался от лечения и докторов.
не грею в душе надежду и позабыл
время,
когда был здоров.
без объявлений,
не дождавшись утра.
не собрав чемодан,
меня покинули светлые чувства, и я остыл.
зато
стало больше места.
достаточно
для одного.
достаточно,
чтобы не впускать
никогда
никого.
а, если хоть кто-то
захочет остаться,
уходить.
спешно и резко.
будто забыл названия станций.
неожиданно, мне начали помогать кое-какие медикаменты.
смех.
тонкие пальцы.
уголки розовых губ, готовые улыбаться.
ямочка на щеке.
она.
вокруг начали удивляться.
в моих глазах появился
свет.
и что-то в виде улыбки на хмуром лице.
тогда
я открыл когда-то смятый рецепт,
а там
повсюду
и в каждой строчке:
«твоя панацея –
она»
представляешь, мы не знакомы.
может, не больше, чем пара прохожих,
среди которых,
ты, вероятно, могла увидеть меня.
течение улиц уносило нас дальше. и взгляд,
по которому каждый день я ищу дорогу назад
в пересечение обстоятельств и начинающегося дождя.
порой мне кажется, что я тебя выдумал.
ты просто хмельное видение в полуночной таверне.
ты просто череда вызовов
не адресованных и неизбежных.
я встречаю тебя в опозданиях на автобус,
где ты в компании Guns`n`Roses
проезжаешь свою остановку.
я нахожу тебя в касаниях нерасторопных
и в объятиях полевых цветов.
и когда я смотрю на небо,
звёзды ведут меня туда, где я не был.
и где ты ставишь на полку
соседней комнаты
стеклянную банку июльского омута.
может, тебя и не существует в пределах галактик,
но в танце теней у костра,
в песнях шестидесятых
