соскользнула на пол, обнажив что-то округлое и белесое. Эстелла прищурилась, вглядываясь, и едва не дернулась от ужаса: пальцы Крысенка бережно придерживали человеческий череп.
Нет, быть не может! Просто почудилось от страха, как бывает, если разглядывать спальню в темноте. Только вот в комнате так светло, что можно прочесть название на корешке ближайшей книги. Эстелла попыталась потереть глаза или хотя бы зажмуриться, но тело будто оцепенело.
Юноша медленно провел по черепу пальцами. Это был такой привычный, даже будничный жест, что в груди проклюнулся страх и пустил корни глубже, достав прямо до живота, где свернулся склизким комом. Крысенок глубоко вздохнул – поднялись и опустились плечи – и, обхватив череп по бокам ладонями, приложил к своему лбу. Так, словно просто воссоединялся с давно потерянным другом.
Руки Эстеллы, стискивающие подол, свело дрожью. Ее разум рисовал картины одну другой ужаснее: выскакивающих из теней зубастых тварей, льющуюся из пустых глазниц кровь или даже самого Зилая, воплотившегося посреди комнаты. Но ничего не происходило, лишь мгновения тягуче длились одно за другим. Спина Эстеллы начала ныть, поджатая нога занемела. Крысенок замер с закрытыми глазами, веки его не двигались. И тут вдруг волосы на голове юноши зашевелились.
Сначала подумала – показалось. Слишком уж напряженно вглядывалась. Но тут пряди закачались вновь, словно нежно подхваченные ветром. В груди у Эстеллы похолодело. Она видела – ворот куртки Крысенка не шевельнулся.
А невидимый ветер усилился: зашипел, будто змея, закачал неровную челку, взъерошил короткий ежик на затылке. С каждым разом он налетал все резче и злее, все безжалостнее, пока, наконец, не принялся хлестать волосами прямо по щекам – и вдруг затих. Пряди застыли в воздухе, словно время на мгновение остановилось, а потом медленно опали обратно. По черепу пробежала рябь и отдалась дрожью в держащих его пальцах.
К горлу подкатила горячая волна, и Эстелла сглотнула, а потом еще раз и еще. Надо бежать, надо спасаться, пока Оно не вернулось, не заметило ее, притаившуюся у двери. Но ноги отказывались слушаться.
Крысенок шипяще выдохнул сквозь сомкнутые зубы, резко и почти болезненно. То ли так падал свет, то ли глаза Эстелле врали, но вены на руках юноши вздулись и засияли жемчужно-белым. Однако стоило моргнуть, как наваждение пропало. Крысенок медленно, словно преодолевая сопротивление, опустил череп обратно на стол и приоткрыл глаза, растерянно моргая.
– Ну? – поторопил его Ранни.
Юноша беззвучно зашевелил губами, вздрогнул, прокашлялся.
– Скоро… очень скоро… – неожиданно звонко начал он, но под конец все-таки сорвался на сип. – Месяца три максимум – и все будет кончено.
Отец досадливо цыкнул. Этот звук, такой привычный и даже родной, привел в себя. Эстелла даже увидела перед внутренним взором, как мужчина задумчиво трет переносицу, перебирая варианты, и тошнота, наконец, отступила. Только во рту остался противный привкус, а по спине сбежала
