покачала головой с легким удивлением, отчего служанка едва не ткнула в нее заколкой.
– Ты хорошо говоришь на урнийском. Как ты забралась так далеко от родных земель?
– Спасибо, госпожа. У меня здесь дальние родственники. Они помогли мне, когда было некуда идти, но я не люблю сидеть на чужой шее.
Все это Марита говорила, опустив глаза, и, будто хороший аптекарь, тщательно вымеряла грусть и достоинство, звучащие в голосе. Многократно отрепетированная легенда сама срывалась с языка. Ложь и правда переплелись в ней так плотно, что Марита и сама начинала верить. Родня, знакомые… Какая разница?
Леди Бланка почти театрально постучала ногтями по подлокотнику кресла и окрикнула служанку, когда та слишком сильно дернула за прядь. Девица съежилась и заработала руками еще быстрее и суетливее.
– Почему у тебя такие длинные волосы? – вдруг спросила госпожа.
Внутри у Мариты потяжелело, словно на грудь опустили камень. Она невольно коснулась плотно сплетенной косы, опускавшейся чуть ниже лопаток. Надо было все-таки отрезать. Но не смогла. Даже нож поднесла – и не смогла.
– Это знак траура, госпожа, – медленно ответила Марита, словно сама в это так и не поверила. – Там, откуда я родом, так ходят вдовы.
Леди Бланка нахмурилась. Даже это вышло у нее совершенно неестественно, как у плохой актрисы, каких Марита встречала раньше: они всеми силами старались оставаться красивыми, даже когда роль требовала рыдать или корчиться от боли. Отец бы такую сразу выгнал, не посмотрев на прелестное личико.
Как странно было вновь о нем вот так вспоминать. Даже стыдно. Будто пытаться опереться на человека, которого еще вчера сама толкала. Марита не имела на это права. Но больше было не на кого.
– Вздор. Ты должна будешь их расплести, поняла? – почти приказала молодая госпожа.
Марита поморщилась: сама не понимала, почему так держится за эту косу, за старое платье, спрятанное в дорожном мешке, и за тень-хранителя, которого рисовала в дешевой комнате, где была вынуждена ночевать. Все это больше не имело значения. Оно сгинуло там, за морем, и хорошо бы отпустить оставшиеся крохи. Но что тогда останется от самой Мариты?
Она стиснула пальцы, заведенные за спину. Не важно. В ее кошеле – только дыры, последние монеты ушли на эту косую юбку и дурацкую блузку. Марита получит эту работу – или сгинет в грязной подворотне.
– Если… госпоже будет так угодно, – ответила она покорно.
Леди Бланка прищурилась, стараясь разглядеть хотя бы отголосок неповиновения в чужом лице, но, конечно, не нашла. Годы на сцене даже замужеству не удалось стереть, хотя, когда пользовалась старыми трюками, Марита чувствовала себя, как воровка. Едва ли теперь она имела на них право.
– А как умер твой муж?
Сердце дернулось, как рыба, попавшая на крючок. Марита незаметно прикусила внутреннюю сторону щеки. «Жонглируй, дочка, – повторила она про себя слова отца, в этот раз уже уверенней. – Кусочки истории
