он хорошо поставит? Может быть, попадись ему в руки раньше настоящая пьеса, он бы не фальшивил и не шёл на компромиссы?
– Ты веришь в случай… в случайность… я – в судьбу… некоторые говорят – фатализм, некоторые – Бог… может быть, есть всё же такая книга, в которую занесли наши судьбы, или удачи и обиды…
– Мама, скажи, пожалуйста, я понимаю, что все прятались и врали молчанием, разговорами… но нет никаких следов…
– Думаю, что есть… но люди смертельно напуганы, и никогда не наступит время, которое развяжет им языки… только раскопки через века… ты знаешь, откуда залежи магния, скажем, на дне океана… это переработанные временем колонии бактерий… временем… ты не найдёшь следов… слишком мало времени прошло, понимаешь…
– Я чувствую, что мне надо сделать это…
– Дело художника доверять своему чувству… интуицию ещё не вывели с помощью формул…
– Ты всё шутишь… а как мне быть? Мне нужен материал. Легенда. Вечна только легенда…
– А «Ромео и Джульетта»?
– Конечно, конечно, легенда…
– Тогда ищи… хотя не понимаю, что ты себе напридумывал… наверное, там обыкновенное бытоописание того страшного, что он видел своими глазами, что пережил своим сердцем, что было его частью, его жизнью. Бытоописание и педагогические откровения, или открытия, если они возможны в той области… А тебе нужна легенда. И ты строишь её на ощущении неосязаемого и неощущаемого, прости за тавтологию, материала… это не научно… извини, я сегодня устала… можно же и самому выдумать легенду… может быть, ты прав… «Один день Ивана Денисовича» уже есть, и что бы кто ни написал – это всегда будет «Второй день», а нельзя быть вторым писателем, вторым актёром… эх, если бы ты пошёл в науку…
– А вторым учёным можно быть?
– Нет. Нельзя. Просто вторых учёных не бывает, потому что в науке существуют истины, которые можно оценить… это не количественно, как секунды у бегуна… это шаги… если они новые – ты учёный… если нет – лаборант… вот и всё…
– Но, мама… мама? Да. Полдень не может тянуться даже десять минут. Я понимаю… он – Полдень… спасибо, мама…
Разведка
Автор не предполагал где-то заимствовать материал, а Пал Василич, надорвав уверенность своей жизни, заслоненной биографией, мечтал реабилитироваться новой постановкой. Но он чувствовал, что никакой Шекспир, Толстой или даже более подходящий времени Горький ему не помогут. Он знал, что ему нужно, но: а) не мог выразить этого словами и б) не мог сам себе ничего написать. Он вообще не мог написать даже письма, даже записать инсценировку, делаемую на ходу по мере продвижения репетиций, не мог для благого дела – получить за неё деньги. Машинистка Наденька списывала со сцены все реплики и со слуха его ремарки, за что ей перепадала большая часть суммы в виде наличности, а потом подарков и трат на развлечения. Он деньги в руках держать не умел – тем более в кармане – их наличие мешало ему жить,
