мой отец. Из прошлого.
Искра уставилась на него во все глаза.
– Знахарь? Дядя Ваня?
– Знахарь, – подтвердил Яр.
Вторичное воспоминание скользнуло в голову Искры.
Вот они с Перваком, все перемазанные в землянике, вбегают в бревенчатый дом, усаживаются за крытый вышитой скатертью стол и, не слушая возгласов Перваковой мамки, требуют молока. Из сеней входит в дом дядька Ваня, вытирая на ходу перемазанные чем-то зеленым руки, и торопит мать, чтобы она скорей налила парного молочка мелким вредителям полей…
Вот дядя Ваня наклоняется над ней, уже взрослой, и вливает в рот деревянной ложкой какой-то противный отвар. Дикая боль отступает, немного проясняется взгляд, и она наконец может спокойно вздохнуть. Он начинает над ней что-то тихо нашептывать, окрапывая её водой и обмахивая какой-то травяной дымной смесью из тлеющей пакли…
– Я не верю… – выдохнула Искра, хотя поверила сразу же, в ту же секунду.
Точно, это был он, это всегда был он: мягкая, всё понимающая улыбка, постоянная поддержка… Сколько раз он предлагал переехать к нему! Сколько раз он пытался с ней поговорить! Сколько раз его аккуратная и ненавязчивая опека давала ей ощущение семьи и опоры…
– Всё правда, надо же… Мы бы с тобой всё равно встретились, эта связь работает даже без приложения… карму не обмануть.
Искра только протянула дрожащую руку к кнопке вызова домофона, как железная дверь сама распахнулась, и на пороге оказался он.
– Папа! – сразу же заревела Искра и бросилась ему в объятия.
Отец мгновенно её обнял и принялся поглаживать по голове, как маленькую, приговаривая:
– Искра, девочка моя, тихо, тихо, – его голос, вкрадчивый знахарский голос, лечил практически с такой же силой, как магический речитатив.
– Папа, ты же знал, да? Знал, кто я? И без приложения?
– Конечно, знал, – он продолжил гладить её по голове, и от его руки расходились успокаивающие теплые волны. – Давайте наверх подниматься. Наконец вы встретились.
Он забрал у Ярика сумку и мягко подтолкнул их в подъезд дома.
На кухне, сидя с ногами за столом на угловом диване, Искра продолжала реветь, уткнувшись лицом в колени. Эмоции, подавляемые на протяжении одиннадцати лет, разом хлынули в её душу, приводя к катарсису. Все разговоры с психологами не смогли заменить этого чувства – осознания безграничного родства с близкими, которые знали о ней больше, чем кто-либо другой на этом свете, и принимали такой, какой она была в обеих жизнях.
Постепенно она начинала слышать легкий шум вокруг и окончательно пришла в себя, когда папа отнял её руки от лица и всунул в них кружку горячего какао.
– Только не говори, что ты пьешь какао, – недоверчиво сказал Яр.
– Пью, – со всхлипом обиженно пробурчала Искра.
– Я про отца… Это ты для неё купил, да?
– Она любит, – улыбнулся папа и тоже сел за стол. – Хотя я могу и какой-нибудь настрой предложить, если она продолжит плакать.
– Я всё, не надо настоев, –
