сыну, такому подонку, что отцу еще поучиться надо.
– Да-да, ты говорил – парень сбил на машине несколько человек на автобусной остановке, а потом еще вышел и учинил драку с пострадавшими, будто они были виноваты, что стояли там и ждали транспорт.
– Подонок был еще чертовски пьян…
– За что ты сломал ему нос и изрядно попинал, – закончил за друга Быстров.
– Да, согласен, не совсем гуманно, да и нос я ему ломать не хотел, сам знаю, как все это противно. Просто не рассчитал, настолько был зол. Так этому подонку даже ничего не предъявили, как я узнал позже, даже прав не забрали продажные твари! Зато его отец мне предъявил такой счет, что проще было продать контору с потрохами. Если бы не Платон, сидел бы я сейчас под забором, и было бы хорошо еще, чтобы в добром здравии.
– Да, разобрались с вором тогда тоже жестоко. Насколько там его засадили?
– На пару жизней хватит, – махнул рукой Макаров, – я помню, тогда еще подумал, не дай Бог мне когда-нибудь оказаться врагом Голиафа. Это ж ведь он прихлопнул Воронова как надоедливую муху.
– Нет больше Голиафа, как и нашего…
– Хватит! Договорились же не вспоминать!
– Прости, – извинился Быстров. – Ты жене-то своей сообщил, что у меня?
– Еще в ресторане звонил. Новости она уже смотрела, так что лишних вопросов задавать не стала.
– Понятно.
Артем поднялся и сходил в спальню за фотоальбомами, с трудом передвигаясь по прямой. Сергей, прочитав мысли друга, принялся расчищать стол от заставленной еды и закусок, аккуратно положив туда первый из принесенных альбомов.
– Смотри, это у твоего бати на даче, под новый год, помнишь? – открыл первую страницу Быстров, на которой была фотография троих друзей, стоявших в обнимку на фоне заснеженных деревьев. – Знатная была банька у Михаила Олеговича!
– Еще бы! Лучшая баня, в какой я когда-либо был! А я много где бывал. Мы как раз тогда с Платоном…
И понеслась беседа по лабиринтам памяти, петляя в них часа два, не меньше, и неслась бы дальше, как вдруг…
Неожиданно зазвонил телефон. Друзья вздрогнули как от удара грома, пытаясь сообразить, что за посторонние звуки вторглись в их уединенные воспоминания.
– По-моему, это телефон, – после пятого сигнала определил Макаров.
Быстров кивнул, направившись к аппарату.
– Алло! – ответа не последовало, в трубке отдаленно играла музыка. – Алло, говорите же! – музыка не прекращалась, но никто не ответил. – Ну и пошли в жопу! – отключился Быстров. – У людей горе, а они играются, суки! – И для верности выдернул телефон из розетки.
Вернувшись в родное кресло, Быстров опрокинул очередную рюмку, зажевал квашеной капустой, которую неумело выудил из тарелки рукой, обливая каплями рубашку и штаны, и уставился в окно. Повисла тишина, минут пять наполнявшая
