супруга послать в дак-бунгало приглашение в клуб – никакой ответной реакции. Дни шли, Веррэлл все так же игнорировал местное общество и даже пренебрег регламентом официального визита к представителю комиссара. Как и правилом ограниченного срока проживания в стоявшей на другом конце городка станционной гостинице, которую он прочно занял. Европейцам предоставлялось лишь издали наблюдать его, галопирующего по плацу, где уже на второй день после появления благородного всадника полсотни сикхов из его отряда серпами выкосили обширную плешь для упражнений в поло. На соотечественников, проходивших по дороге краем плаца, лейтенант не обращал ни малейшего внимания. Эллис и Вестфилд были в бешенстве, даже мистер Макгрегор обронил, что поведение офицера «нелюбезно». Разумеется, прояви Веррэлл капельку благосклонности, каждый радостно кинулся бы угождать ему, но сейчас все (кроме двух дам) дружно его возненавидели. Эмоции относительно лиц знатного происхождения всегда полярны: если аристократ не избегает контактов с безродным племенем, его обожают за очаровательную простоту, если сторонится – гневно винят в жутком снобизме. Середины в подобных чувствах нет.
Веррэлл, младший сын пэра, был отнюдь не богат, но путем долгов и крайне редкой оплаты счетов умел обеспечить себя главнейшими в мире вещами – отличными лошадьми и великолепной экипировкой. Он начинал в Индии в Британском конном полку, из которого, ради менее крупных затрат и большей свободы для поло, перешел в ряды Индийской армии, откуда, ввиду невероятной суммы накопленных долгов, перекочевал в известную скромностью обихода Бирманскую военную полицию. Бирма, однако, оказалась гнусной – наихудшей для конного спорта – страной, так что теперь он подал рапорт о возвращении в гвардейский Британский полк (как офицеру особого статуса, ему всегда шли навстречу). Приехавший в Кьяктаду лишь на месяц, он не намеревался общаться со всякой захолустной шушерой – жалкой пешей мелюзгой.
То был, надо сказать, не единственный презираемый Веррэллом социальный разряд. Категории лиц, вызывавших его брезгливость, составили бы длинный список. Он презирал всех штатских Индии, исключая нескольких виртуозов поло, а также и всех здешних британских военных, кроме конногвардейцев. В индийских же частях им равно презирались и конница, и пехота. Правда, сейчас он сам служил в туземном полку, но исключительно по соображениям личного удобства. Аборигены совершенно не вызывали его интереса, а его урду состоял главным образом из ругательств и глаголов в третьем лице единственного числа. Своих сипаев он ценил не выше кули и частенько, шагая вдоль шеренги в сопровождении субадара[40], который нес его шашку, цедил сквозь зубы: «Боже, какие чушки подзаборные!» Однажды командование даже сделало ему выговор за чересчур откровенные отзывы о туземных армейских частях. Произошло это на смотре, где Веррэлл стоял в группе
Чин индийского командира роты сипаев (
